- Можно, она останется у меня? - спрашивает вдруг Костя, и на долю секунды застывает немая сцена.
Отец молчит, затем как-то неловко переминается с ноги на ногу, и наконец кивает.
- Можно. Береги ее.
- Об этом просить не нужно, - улыбается Костя, прижав Лилю к себе крепче.
Они уходят, не задерживаясь, и я слышу голос отца.
- Вот, пример бери, с защитника для Цветочка.
Я поднимаю взгляд и вижу, что в моей комнате загорелся ночник. Вздыхаю про себя. Возьму, с меня не убудет. С толком бы только.
Возвращаюсь в дом и сразу спешу к себе. Из кухни слышу краткие обрывки фраз.
- Больше не сунется, Мот доходчиво объяснил, что не стоит.
- А если рискнет - дело пустим в ход и ему же хуже, - поддерживает холодный голос Глеба дядю Тимура.
О ком идет речь в душе не ебу. Вероятно, о том, чей зуб и кровь на улице. Захотят, расскажут. У меня вопрос поважнее на повестке дня.
Вхожу к себе, не зная, что там застану. Первая, кого вижу, она. Сидит на подоконнике, задумчиво смотрит в окно. Спокойная. Только сильно бледная. Особенно бросается в глаза на фоне ее всегда загорелой летом оливковой кожи.
Отрывает взгляд от окна и переводит на меня. Молчит. А по мне лучше бы орала.
- Уже планируешь очередной побег? - открываю с кривой шутки, потому что не знаю, с чего начать, чтобы выполнить папин указ и не выйти из себя, как импульсивный кретин, коим я являюсь.
- Нет.
Немногословно. Даже зацепиться не за что.
- Останешься значит? - испытываю взглядом. - Здесь? Со мной?
- Ты хочешь предложить альтернативу? К кому отправишь? Еще раз к Глебу? Или может не станешь мелочиться и сразу к отцу или дяде?
Я кривлюсь от услышанного, а она не щадит, жжет взглядом. Вот зачем провоцирует на очередную вспышку? Неужели нельзя обойтись без этого?
Прохожу и сажусь в кресло. Взгляд опускается с ее лица и глаз, которые вечно невовремя будят моих демонов, ниже, в безопасную плоскость. Она явно видела мой взгляд. Потому что ее ладонь легла на плоский живот.
- Что ты собираешься делать с этим?
- Что ты хочешь, чтобы я сделала?
- Меня воспитывали довольно феминистичные женщины, и не думаю, что мое слово должно иметь больший вес. Твое тело - твое дело.
- То есть ты хочешь сказать, что наш ребёнок это не твое дело?
Сучка. Нашла брешь в броне и тут же воткнула туда очередной кинжал, заставив волне огня пройти по моему телу.
- Оставишь его?
Задаю вопрос, хотя понимаю что он тут же ставит меня в заранее язвимую позицию. Позицию просящего. Просящего у хладнокровной стервы, которая и рада в очередной раз поставить меня на колени и пользоваться своим преимуществом.
- Я подумаю, - отвечает, нарушив ненадолго повисшую между нами паузу.
Чего и следовало ожидать. Я сцепил зубы и вперился в неё холодным взглядом. Тоже жжёт меня своими зелёными глазищами, явно думая о том, как будет крутить мной, как цыган солнцем.
Я не выдерживаю, качаю головой и горько усмехаюсь.
- Что? - спрашивает резко, хотя в голосе нет раздражения или искры, как обычно бывает, зато так и скользит усталость.
- Ничего. Я не знаю, как ты это делаешь. Очаровываешь всех, что они скачут вокруг тебя на цыпочках. Но они не знают тебя.
- Вот как? - подпирает рукой лицо.
- Угу, - подтверждаю угрюмо. - Все они наперебой твердят одно и то же. То, что ты им наврала. Но я не вижу этого, хоть убей.
- Знаешь, когда все вокруг тебя враги и говорят тебе то, что тебе неприятно слышать, может это повод посмотреть на себя и задаться вопросом о том, что может это все же что-то с тобой не так, а не мир вокруг сошел с ума?
- Да ну что ты. Мне как раз таки приятно слышать то, что они говорят. О твоей большой любви ко мне. Мед для ушей. Правда, в реальности я этого не вижу и не чувствую.
- Ты идиот.
Я невольно обнажил зубы, но тут же сжал рукой подлокотник кресла, останавливая себя. Пусть что хочет городит. Имеет право.
- Это не новость, - соглашаюсь, прохладным взглядом скользнув по кровати. - Я идиот каких поискать.
- Я в этом тоже виновата, приложила свою руку. Ты не был таким. Ты и правда с рук моих готов был есть тогда, в начале.
Тут уже я смотрю на нее во все глаза. Неужели мы в кои-то веки приходим к какому-то общему знаменателю?
- Нравится то, во что я превратился?
- В экстазе, - усмехается недоброй усмешкой.
- А я думал ты в восторге, твоих рук произведение искусств. Я даже не знал, что способен быть таким дерьмом. Я думал, что падать ниже некуда, когда вытрахивал боль от твоей измены с двумя малознакомыми бабами, но оказалось есть куда. Дна нет.
- Ты раскаиваешься? - смотрит внимательно.
- Что ты хочешь услышать?
- Что ты раскаиваешься. Что ты не должен был совать свой член в кого попало. Что вместо того, чтоб поверить слухам обо мне, ты должен был прийти и спросить у меня лично, какого черта произошло в ту ночь.
- Так ты бы и рассказала, - горько хмыкаю. - Я спрашивал. И толку?
- Я рассказала твоему отцу. Глебу.
Я хмурю брови, переваривая услышанное, а кошка вздыхает.
- Но ты прав. Тебе я бы не рассказала. Но не потому что я такая сука, которая любит трепать нервы любви всей своей жизни, и не потому что мне доставляет удовольствие смотреть как ты горишь.