Защитный механизм

Глаза ее мечтательно закрыты, а губы слегка улыбаются, хотя, если приглядеться, видно, что это не полуулыбка Джоконды, а просто такой рисунок губ. И вокруг Крез уже отираются несколько атлетически сложенных самцов, каждый из которых мечтает хотя бы о взгляде или жесте, не говоря уже о большем. Ах, вот если бы она разрешила кому-нибудь понести за ней туфельку! Пусть на четвереньках, пусть в зубах, но чтобы - улыбнулась! Любой из этих идиотов с радостью согласится. А остальные будут завидовать страшной завистью и от ревности рвать на себе волосы, катаясь по песку.

Харлам вздохнул и вспомнил двух молодчиков, которым переломал ребра перед отправлением сюда. Вот дураки! Неужели они ничего не понимают? Может, он вообще зря их так? Ну уж нет, определенные границы переходить непозволительно никому. Так им и надо. Впрочем, чего это он?

Харлам поплотнее запахнулся в старое дырявое одеяло, найденное здесь же, положил автомат поудобнее под руку и еще раз посмотрел в сторону двери, заваленной ящиками, и, прикинув, насколько надежна баррикада, выбросил окурок в сторону печки.

Вот и все, можно уснуть. А завтра... Ему опять вспомнилась Крез, и он даже успел подумать о том, что, вернувшись, разведется с ней обязательно.

Образцовый оборотень не должен быть любопытен. Вся его жизнь состоит из нескольких несложных действий: унюхал, погнал, разорвал, сожрал и снова в спячку. А все, что сверх - плохо кончится.

Катрин это знала хорошо, но все же, черт возьми, так иногда хочется, особенно после дождя, когда по улицам еще бегут ручьи, а воздух чист и свеж, красться по улицам, заглядывая в каждую щель, внюхиваясь в каждый запах в надежде найти что-то совсем невиданное и непонятное.

Вот и сейчас она неторопливо бежала по пустым улицам, поглядывая на неправдоподобно огромный глаз луны и внюхиваясь в пропитанный грустью уходящего лета воздух. Ей казалось, что, если посильнее оттолкнуться, то можно взлететь мимо окон с выбитыми и целыми тускло поблескивающими в лунном свете стеклами, подняться в черноту неба, подчиняясь притяжению этого голубого, изрезанного шрамами диска, вверх... к нему...

Она остановилась возле синей вывески, на которой красными буквами было написано "Общепит", послушала, как из-за окованной железом двери доносится радостный хохот, бренчанье разбитого пианино и пьяные голоса, горланившие старинную песню:

Последний лист дрожит на клене,

Слеза разлуки, ах, горька.

Звезда горит на небосклоне

Звезда прощанья на века.

Не унесут нас больше кони

В плен лунных плесов ивняка.

Звезда горит на небосклоне

Звезда прощанья на века.

Она царапнула дверь. Да, куда уж там, только когти зря поломаешь. И где они такую прочную дверь взяли? Вот ведь незадача. А то, что отсюда никто до рассвета ни под каким видом не выйдет, это уж точно. Немного повыв от разочарования на луну, она еще раз понюхала воздух и неслышной серой тенью скользнула дальше.

Промелькнул искореженный, напоминающий изготовившуюся к прыжку кобру, фонарный столб. На его металлическом теле оседала ночная роса. Вокруг разбитого плафона, едва не задевая его крыльями, кружились молоденькие археоптериксы. Впереди был туман. Он уже затянул половину улицы плотной белесой пеленой, медленно поглощая дом за домом, квартал за кварталом.

Волчица нырнула в него, на некоторое время оказавшись в мире размытых очертаний, холодного мокрого воздуха и загадочных, искаженных звуков. Бесшумно летела она по мостовой, минуя дом за домом, а когда выскочила в ясную и спокойную ночь, облегченно вздохнула. Справа виднелось здание, на стене которого была нарисована вывеска издательства "Пролетай".

Она понюхала воздух, ощутив сразу тысячи запахов, каждый из которых что-то означал, был понятен и знаком, добавлял штрих к этому странному, казалось, заснувшему миру, тем не менее, наполненному жизнью до предела. Надо только уметь ее учуять. Она чувствовала, как сквозь запах страха и безразличия, а также едва уловимый запах спокойного сна просочился немногим более явственный запах спрятавшейся добычи.

Она снова судорожно принюхалась.

Нет, эта добыча была слишком далеко, за пределами ее владений, когда-то давно и честно завоеванных в поединке.

Она свернула за угол, подумав, что вот тут ее владения кончаются и она только постоит на самом краю, а потом побежит назад, к другому краю, отсюда километрах в двух.

И тут ей в ноздри ударил настолько сильный запах добычи, что она остановилась, словно налетев на невидимую стену.

Самая лучшая - после человека - добыча: олень-великан!

Он стоял за киоском "Союзпечати", настороженно оглядываясь по сторонам и тревожно ловя ночной воздух, надеясь учуять опасность прежде, чем она учует его. Как бы не так.

Волчица скользнула в тень забора, перемахнула через брошенный и насквозь проржавевший велосипед, подкралась еще ближе, готовясь для единственного, неотвратимого, как нож гильотины, прыжка. И вновь остановилась, только сейчас сообразив, что олень - на чужой территории.