- Остаточные явления токсикоза, - тихо сказала Валентина Ивановна, - веселым не бывает. Ест мало, приходится купировать глюкозой, - и добавила что-то по латыни.
Профессор пощупал Петькины мышцы, оттянул веки, посмотрел в глаза.
- Все хорошо, только есть, молодой человек, надо побольше, а грустить ни к чему. Через недельку-полторы выпишем. - Он погладил Петьку по голове и встал.
Теперь Шурка не сомневался, что будут смотреть его. Он откинул одеяло, по-боевому выпятил грудь и прикрыл глаза. А когда их открыл - врачи уже шли за ширму, где лежала Таня.
Шурка понял: его выписывать не собираются, и решил действовать. Он заскрипел пружинами, громко прокашлялся и сказал:
- Скоро обед и я опять съем все без остатка. - Прислушался, из-за ширмы ни звука. Тогда он запел бравым голосом: - «Маленький синий платочек падал с опущенных плеч…» - И слегка стал присвистывать.
- Подметкин что-то неестественно себя ведет, - произнесла из-за ширмы Валентина Ивановна, - надо его подержать еще недельку.
Шурка испугался, отвернулся к стенке и сделал вид, что спит. В коридоре проскрипела каталка, обожженного танкиста везли на перевязку. Его танк подбили в Берлине, на подступах к рейхстагу.
Шурку тронули за плечо:
- Как жизнь, молодой человек?
- Спасибочки, хорошая.
- А то к стенке отвернулся, тоже какой-то угрюмый.
Шурка струсил, поэтому, когда профессор пощупал ему живот, нарочно захихикал.
- Что, щикотно?
- Просто я веселый человек. Я и песни пою.
- Слышал, голос у тебя отменный, но я думаю, что ты для хитрости пел.
Профессор расписался в Щуркиной истории болезни и встал. Врачи пошли к выходу. В дверях профессор, по-стариковски повернувшись всем телом, глухо произнес:
- Таня с Петей полечатся еще, а за вами, богатыри, завтра приедут родственники.
Тимка рывком сел на кровати:
- Таню с Петькой выпишите сейчас, чтоб мы вместе уехали. Моя мама просит в письме привезти их на Байкал.
Шурка выскочил из-под одеяла, подтянул полосатые штаны:
- Я им рыбу каждый день буду ловить!
Профессор улыбнулся:
- Я верю, что вы будете заботиться, но нельзя им сейчас без наших уколов. Через десять дней вас привезут на проверку, а обратно уедете вчетвером.
На следующее утро приехала тетя Оля, мама Тимки Булахова. В коридоре она уговаривала Валентину Ивановну отпустить с ней Таню и Петьку. Но лечащий врач закрыла дверь в палату и что-то сказала ей на ухо. Тимкина мама ответила громко:
- Ежели так, то, конечно, пускай милые лечатся.
Она зашла в палату, поцеловала Таню и Петьку, в угол за тумбочку просунула тугой узел.
- Одежду вам привезла.
В палату вбежали Тимка и Шурка. В новой одежде и подстриженные они показались Тане какими-то другими. На них были одинаковые голубые рубашки и куртки, сшитые из настоящего солдатского сукна. В таком одеянии они чувствовали себя неловко: у Шурки на лбу выступили капельки пота, а Тимка почему-то подкашливал в кулак и постоянно одергивал куртку.
Тетя Оля встала:
- Ну, пожалуй, поедем, выздоравливайте да ждите меня.
Шурка быстро обнял Таню, потом Петьку и, застеснявшись, выскочил в коридор. Тимка крепко пожал им руки и сказал:
- Через десять дней встретимся. Я к этому времени арбалет исправлю и сплету добрые морды. Сразу рыбу ловить пойдем. - У порога насупился. - Не скучайте и лекарства пейте.
Круглая луна смотрела в окне палаты. От ее света квадраты оконных стекол отражались на пустых кроватях Тимки и Шурки.
- Петька, о чем ты думаешь.
- Знаешь, Таня, может, мы на Байкал не поедем, а? Тимкиной маме и так живется плохо.
Заскрипели пружины, по-видимому, за ширмой Таня села:
- А куда нам, Петька, деться?
- Но к ним, Таня, тоже нельзя. Тетя Оля добрая, будет нам последнее отдавать, а сама… Помнишь, как было, когда моя бабушка умерла. Я думаю, Таня, что нам надо ехать в Краснокардонск. Ты будешь учиться в школе, а я пойду на военный завод работать…
Петька с Таней долго разговаривали и заснули, когда лунные квадраты переместились с кроватей на стены.
В соседней палате как-то появился новый больной. Петька через стенку слышал, что после каждого укола он вскрикивал: «Мамочка родная!»
Однажды он зашел к ребятам. Высокий, чуть ли не под потолок, голубоглазый.
- Здравствуйте, молодые люди. Звать меня Георгий Николаевич, а фамилия Гарновский. - Он оперся на тяжелую черную трость. - Прослышал я о вашем мужестве и решил познакомиться.
Таня с Петькой назвали свои имена и фамилии.
- Очень приятно, - сказал Гарновский, слегка поклонился и, прихрамывая на левую ногу, прошел к окну.
- Вас на фронте ранили? - спросила Таня.
- Не раненый я, ребята. Воевать не пришлось. В начале войны подавал я заявление, просился на фронт. Прихожу на сборный пункт, а тут меня и спрашивают: «Откуда, мол, родом и кто по профессии». Из Большереченска, отвечаю, геолог. Тут меня и сцапали. И вместо фронта приехал я в Сибирь и вот, который год по горам да по долам маюсь. В тайге, сами, небось, знаете, приюта никакого. А у меня радикулит. Как простыну, так она, любезная, - Георгий Николаевич притопнул левой ногой, - отказывается служить.
- А что вы ищете в тайге? - спросила Таня.