Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку

– Эй, стой. Я же не знаю, как тебя зовут!

– И что? – Остановившись у дверей, я глянула на него пренебрежительно и безразлично. – Зачем тебе это?

– Вдруг захочу поцеловать тебя еще раз?

– Да ни за что на свете!

Парень почесал крылатую птицу, набитую на шее.

– Это мы еще посмотрим.

– Слушай, ты, мистер самонадеянность. – Я вздернула подбородок. – Я мечтаю больше тебя никогда не увидеть, понял?

– Что-то мне подсказывает, что все получится с точностью до наоборот. – Он улыбнулся так, словно ничего необычного только что не произошло между нами. Так, словно мы были знакомы миллион лет и каждый день прощались вот так, у этого подъезда.

– Обойдешься.

– Спорим? – Ловким движением парень спустил очки на глаза.

– Чего?

– Спорим, я буду тебя целовать и еще не раз?

Сегодня определенно странный день. Я с вызовом сложила руки на груди.

– Аха-ха! Никогда!

Его не смутил мой отказ. Наоборот – улыбка растянулась в дерзкую язвительную усмешку.

– О втором поцелуе ты попросишь меня сама. – Он достал сигарету, прикурил от зажигалки и выдохнул несколько колечек в сторону от меня. – Как тебе?

– Иди-ка ты подальше. – Я нервно закусила губу. – Вон, дуй отсюда, катись колбаской.

Его самоуверенность сбивала с толку, заставляла меня волноваться еще сильнее.

– Если я, конечно, не сдержусь, то поцелую тебя сам. – Хмыкнул парень.

И я рассмеялась, будто услышала самую смешную шутку в своей жизни. Нарочито и, как мне самой показалось, вполне эффектно.

– Размечтался! – Пропела, стараясь сохранить лицо.

Мне начинали нравиться его целеустремленность и упрямство. Только вот и я крепкий орешек – не по зубам такому, как он.

– Но придет день, когда ты сама будешь просить поцеловать тебя. Спорим?

– Я? – Оглядела его с ног до головы. Презрительно и брезгливо. – Никогда!

– Тогда спорим? – Насмешливо и с вызовом посмотрел он на меня, вытягивая руку.

– Нет.

Я сглотнула.

– Спорим? – Не отставал парень.

– А черт с тобой! – Я-то в себе уверена. – Давай!

Мгновение, и наши ладони сплелись в крепком рукопожатии: мои маленькие и хрупкие, и его – горячие и сильные.

– Если ты проиграешь… – Он посмотрел загадочно, привычно забираясь своими глазищами в самую душу. – А ты проиграешь. Короче, если ты проиграешь, я собственными руками набью тебе тату.

– Что?

– Да. Какую захочу, и где захочу. На мое усмотрение.

– Да пожалуйста. – Решив идти до конца, пожала плечами я. – Тебе все равно не светит. А я что получу?

– Ну, если ты будешь стойко держаться до самой старости, то перед смертью сможешь сказать, что выиграла.

– Пф… Какой дурацкий спор.

– Но ты проиграешь гораздо быстрее.

– Ты всегда такой самоуверенный? – Нахмурилась я.

– Абсолютно. – Хмыкнул парень.

– Тем приятнее будет тебя обломать!

– Не выйдет. – Засиял ярче новогодней елки. – Ты на меня запала. По глазам вижу.

– Конченый псих. – Отмахнулась я, открывая дверь.

Мои щеки терзал румянец.

– Пока, лилипут!

– Пока, дылда!

– Мой полурослик….

У меня даже дыхание перехватило. «Мой…» Это был сказано так смело и… многообещающе.

– Каланча! – Не растерялась я.

– Клопик мой диванный…

– Вот дубина!

– Я запомнил, где ты живешь.

– Катись уже! – Бросила я и скрылась в подъезде.

Ужасно хотелось добежать до окошка между первым и вторым этажом и посмотреть, как он удаляется вдаль по дороге, мелькая бело-черной полосатой спиной. Но громкие шаги на лестнице заставили меня вернуться к реальности. Похоже, это было тем самым, чего я так сильно боялась.

Пашка вывернул из-за угла и торопливо засеменил по ступенькам вниз в одних пижамных брюках и старых тапках. С голым торсом и всклокоченными после сна волосами. Несся напролом, грозя смести все на своем пути. Даже меня в темноте тамбура заметил не сразу.

Я преградила ему путь, крепко обхватив за руки.

– Ну-ка, пусти меня! – Он резко выдернул свои запястья из моих ладоней.

– Пашка, нет. Паша! – Поняв, что брат завелся сильнее положенного, я запрыгнула на него, обвив сразу руками и ногами, и уткнулась носом в шею.

Он остановился, пытаясь освободиться, но мои объятия были крепче, чем у ленивца, обхватившего дерево. Брат замер, тяжело дыша. Его руки встрепенулись, замерли в воздухе и обреченно опустились на мою спину.

– Тебе придется объяснить, что это за размалеванный урка стоял с тобой возле подъезда. И почему он посмел распускать свои клешни.

– Хорошо. Только пойдем домой?

– И еще, почему ты не даешь мне похоронить его прямо сейчас.

– Хорошо, – я спустилась и подтолкнула его по направлению к лифту. – Только дома, ладно?

– Угу, – проворчал Пашка, недовольно поджимая упрямые губы, что были точной копией моих собственных.

Я вплела свои пальцы в его и осторожно сжала руку брата – грубую, сухую, все еще боясь, что он может передумать и рвануть к выходу. Все эта его чертова вспыльчивость была виновата. Именно из-за нее я так и не решилась тогда рассказывать Пашке про себя и Костыля.

6

Нет, ну как такое рассказывать? Не каждая даже лучшей подруге доверит это – и все из-за стыда, от которого не получится отмыться до конца жизни. А тут брат. Мальчишка. Юноша. Теперь уже мужчина – вспыльчивый, горячий, взрывоопасный.