Застава на Аргуни

Слезкин стоял, точно оплеванный, готовый провалиться сквозь землю.

После ужина Костя выпросил у Михеева ломоть хлеба, взял из тумбочки несколько кусочков сахару и пошел в конюшню. Дневальный куда-то вышел, и он, насыпав Жемчужине две пайки овса, сел на цимбалину. Лошадь, не притрагиваясь к корму, жалась к станку, боязливо косилась на хозяина.

— Ну, не сердись, дурашка, не сердись. Я больше не буду, — шептал Костя, гладя лошадь по шее. — На вот тебе, полакомься. — Он поднес на ладони пару кусочков сахара, но Жемчужина замотала головой и уткнулась в кормушку. — Меня, может, полоснули сегодня побольнее, чем тебя!

Подошел дневальный, спросил:

— С кем это ты?

— Обиделась моя старушка, даже сахар не берет.

— Посиди немножко. Возьмет.

Слезкин сел опять на цимбалину. Жежчужина неторопливо хрустела овсом, изредка оглядывалась, отрывая морду от кормушки.

«Видно, правду сказал начальник, — хмуро думал Слезкин. — Тяжело правду-то слышать. Будто клинком в сердце ткнул. — Почувствовав, что начальник стал ему неприятен, он вдруг со злостью обрушился на себя: — А что? Не прав он? Сто раз прав! Все лучше других хочешь быть! Не научившись — хочешь хвастануть! Не-ет, в первый ряд выходят после большого труда. Если б Зойка услыхала сегодня Торопова, она бы и смотреть-то на тебя не стала».

Он вздохнул, протянул руку к кобыле.

— Хоть ты-то уж не косись на меня. — Жемчужина несмело взяла сахар, теряя слюну, захрумкала зубами. Съев сахар, она потянулась за хлебом. — Ну вот, спасибо тебе, коняга ты милая. Все мы немножко лошади, — прошептал Костя и прислонился щекой к лошадиной морде, стал расчесывать гриву, челку. Забыв обиду, Жемчужина доверчиво жалась к человеку.

Торопов без устали занимался с бойцами: тренировал их в стрельбе и джигитовке, учил сложному искусству следопытства. Ночами он, отправляя наряды, придирчиво проверял, как бойцы выполняли то, чему обучил их днем. Нагрузка, которую лейтенант взял на себя, решив в короткий срок сделать из молодых солдат закаленных и опытных воинов границы, очень скоро утомила его. Панькин, заметив перемену в начальнике, однажды сказал:

— Эдак тебя, Игорь, хватит не надолго! Ты очень похудел. Давай-ка эту неделю я возьму дела на себя, а ты немножко отдохни…

Торопов послушался.

В тот же день он взял ружьишко и отправился на ближайшие болота поохотиться. Побродив часа два-три по камышам, лейтенант решил возвращаться. Прогулка не принесла облегчения. Торопов еще острее почувствовал себя очень одиноким в этом затерявшемся на краю земли уголке.

Войдя в березовый лесок, который должен был вывести его к околице Кирпичного, Торопов устало сел на пенек и, закурив, проговорил:

— И думал ли я когда-нибудь, что так повернется жизнь…

Он смотрел на усыпанную цветами полянку, на темные пятна — следы своих ног, оставленные на зеленом травяном ковре, слушал шепот молоденьких березок, и на душе его делалось еще холоднее, тоскливее.

Сверху донеслось протяжное цоканье. Торопов поднял голову и улыбнулся. На дереве сидел маленький, с желтоватой шейкой и длинным хвостом зверек. Крутнув головой, зверек сел на задние лапки, потом, мелькнув полосатой спинкой, прыгнул на ветку повыше и уставился черными глазками на человека. Через секунду опять послышалось его недовольное и тревожное цоканье. Зверек спрыгнул пониже и угрожающе фыркнул.

— Ну-ну, не ругайся, — сказал ласково Торопов. — Я же ничего плохого тебе не сделал! Посижу немножко и уйду…

За спиной хрустнула ветка. Торопов оглянулся и растерялся: из кустов вышла Нина Сергеевна.

Нина поздоровалась, опустила на землю охапку березовых веников, спросила:

— С кем это вы, Игорь Степанович, тут объясняетесь?

Торопов вспыхнул.

— Да вот, с бурундучком, — кивнул он на дерево. — Прогоняет меня со своей полянки.

Нина глянула на макушку дерева и, засмеявшись, погрозила зверьку.

Она села на веники, поправила на коленях платье, потом, увидев неподалеку ландыш, потянулась к нему. Торопов молча наблюдал за каждым ее движением. Ему приятно было видеть ее спадавшие на плечи волосы, оцарапанные ветками руки, тоненькую складку меж нахмуренных бровей.

Сорвав цветок, Нина пристально посмотрела Торопову в глаза.

— Что с вами? Скажите, если не секрет!

Он помолчал немного, потом вяло ответил:

— Устал я, Нина Сергеевна.

— Нет, Игорь Степанович! — Она покачала головой. — Одиноки вы. Женитесь! Сколько можно ходить бобылем?

Ее упрек тупой болью отозвался в сердце.

— Невеста еще не подросла. Видно, теща в девках замешкалась, — отшутился он.

— А Зоя — чем не невеста? И умна, и пригожа, и трудолюбива. С такой у пустого корыта сидеть не будешь… — Нина не глядела ему в глаза. — Не пойму, куда вы, мужчины, только смотрите? Все служба да служба. Так, ненароком, и молодость пролетит. Хватитесь, да будет поздно…

Торопов, нахмурившись, думал: «Неужели не понимает?..»

— Нет, правда, Игорь, чем же не дивчина? Я бы такую красавицу на руках носила, — невесело хвалила Нина внучку Моисея.