Читаем Застава в степи полностью

И он, еще больше краснея и волнуясь, рассказал, как ему захотелось утереть нос авроровцам и подарить Маше Дробитовой самый красивый букет цветов. И как он побежал к памятнику и сорвал Генкины тюльпаны. Нашему возмущению не было границ. Экипажи «Авроры» и «Мечты» требовали остановить «Спутник» на три дня, а командира корабля Грачева списать и разжаловать.

— На три дня нельзя, — пытался успокоить нас Попов. — Вы забыли, что через три дня прозвенит последний звонок. Не можем же мы прийти в бухту Победы без одного корабля.

— Правильно! — вскочил, наконец, со своего места Синицын. — Не можем! И причем здесь вся команда «Спутника»?

Второе звено благодарно зааплодировало нашему боцману.

— Не подлизывайтесь, — отмахнулся от них Синицын. — А флаг адмирала отобрать у них и повесить нашей «Авроре».

— Это за что же? — не понял Попов.

— И восстановить нам все километры, — потребовал я.

— За что? — снова спросил Полов.

— За клад! — перекричал всех Генка.

— Какой клад?

— Где клад?

— Послушай, адмирал, — сгорал от нетерпения боцман. — Я нашел железный клад. Целых сто тонн! Понимаешь, адмирал?

— Синицын, — хотел рассердиться Коля. — У нас не собрание экипажа, а сбор…

— Ну и что же, Коля, — сделал наивные глаза Генка. — Не надо сердиться. Тебе не идет такое выражение. Ты же, — Генка взмахнул руками, как дирижер, и запел:

Замечательный вожатый есть, друзья, у нас…

Тут же песню подхватил весь отряд:

После смены вечерами он идет в наш класс.С пионерами на сбореИ споет он, и поспорит.Замечательный вожатый есть, друзья, у нас!

Слушая нас, Коля расцвел в улыбке, но, посмотрев на свои часы, покачал головой и поднял руку. В классе наступила относительная тишина.

— Где же ты нашел клад?

— На корме крейсера «МТМ».

— А как же твоя тайна, боцман?

— Тайны больше нет, адмирал.

И Генка рассказал, как он с утра ходил по огородам, собирал старые железки, трубы, проволоку, пока не набрел на задворках ремонтной мастерской на настоящий клад металлического лома. Ограда там старая, дырявая, и Генка перетащил в балку не меньше тонны всякого железа, пока его не увидел механик. Он гнался за боцманом до самой водокачки, потом плюнул и отстал. Но все-таки пообещал сообщить уполномоченному милиционеру, отцу и в школу.

— Я же не для себя, понимаешь, адмирал? А он кричал, что я жулик, ворую бронзовые втулки. Только я ничего не воровал, я выбирал самые ржавые железки.

— Зачем тебе так много железа? — спросила Тарелкина.

— Он хочет отличиться.

— Нет, ребята, — сказал Коля Попов, останавливая страсти. — Генка придумал мировое дело. Какое? Пусть он вам расскажет. А вы подумайте все, как добыть этот клад. Я вечером зайду, вы мне скажете.

После уроков в наш класс пришли все командиры кораблей, боцманы, машинисты и даже некоторые коки и матросы. Чего только они не предлагали: сделать ночную вылазку, подговорить родителей, доказать механику, что он не прав.

— Это отпадает, — сказал Коля. — С механиком я разговаривал. Он сказал, что у него каждая железка на балансе числится. И если при инвентаризации ее не обнаружат, ему оторвут голову.

Вся флотилия встала в тупик.

— А если рассказать обо всем Дмитрию Петровичу Журавлеву! — внес я последнее предложение.

— Идея! — выскочил на середину класса. Синицын. — Кто такой Дмитрий Петрович Журавлев?

— Директор! — ответило ему несколько голосов.

— Верно! А еще?

— Депутат! — восторженно сообщила Лена.

— Верно. А еще?

— Участник ВДНХ, — сказал Грачёв.

— Так, ну а еще?

— Он коммунист, — строго сказал Коля Попов, думая, что этим он положит конец Генкиному домогательству.

Но, оказывается, и Коля не отгадал.

— Он почетный член эскадры, — краснея от натуги, напомнил Синицын. — Даже больше того, он юнга с «Авроры», а я боцман.

Все ребята засмеялись, а Генка, ничуть не смущаясь, продолжал:

— А раз так, значит, я могу приказать ему, и он обязан выполнить мой приказ.

— И что же ты прикажешь ему? — поинтересовался Грачев. — Принести тебе на золотом подносе металлолом?

— Нет, — решительно отверг это предложение боцман. — Прикажу ему навести порядок на палубе крейсера «МТМ».

— Это интересно, — уселся на стол Попов. — Поделись идеей, Гена.

Синицын подошел к столу, попросил адмирала отодвинуться и пригласил:

— Садись, Сенька. Пиши, что я прикажу. У тебя почерк каллиграфический, как у первопечатника Ивана Федорова.

— У Тарелкиной лучше…

— Садись, садись! — закричали все вокруг. — Пиши!

Я вырвал из тетради лист и сел за стол учителя. Генка важно откашлялся и начал диктовать:

Перейти на страницу:

Похожие книги