Году в 1988-м в столице Шотландии Эдинбурге проходил культурный фестиваль, куда пригласили участников из России. Выставки, спектакли, общение с прессой — все было как надо. У нас с моим другом писателем Фазилем Искандером была совместная пресс-конференция, и журналисты спросили у меня, есть ли в Советской стране цензура и чего она касается. Я ответил примером: «Понимаете, если я хочу опубликовать статью об армии или госбезопасности, цензура не пропустит ее в печать, пока статью эту не завизируют в специальных структурах армии или КГБ. Таков порядок». Я не стал погружаться в суть дела, но советский официальный журналист, который вел пресс-конференцию, тут же улыбчиво дополнил, насколько он меня уважает и ценит мое мнение, но все-таки нельзя не сказать, как наш народ любит хранителей закона и порядка в стране. Наши люди попросту не позволят опубликовать клевету на своих любимцев.
Я сказал, что мне надо отдохнуть, и сошел с трибуны. Фазиль Исканднр ушел следом. Олег Ефремов, который участвовал в культурном фестивале и слушал все это, сказал: «Да ну их на фиг, объяснителей. Пойдем и выпьем за то, что без них лучше».
У него в руке уже был бокал. Мы заказали себе такие же и дружно двинули в бар.
Художник Илья Глазунов не пил спиртного. Он коренной петербуржец (в самые-рассамые советские годы он никогда не употреблял слова «Ленинград»), блокадник, не раз умиравший от голода, и когда-то чуть не погиб от вина, выпитого с голодухи. С тех пор — ни капли. Но пиры он умел устраивать знатные. Вот и сейчас в мастерской, где стены встык покрыты иконами, которые Глазунов собирал по разрушенным храмам и реставрировал за свои деньги, накрыт прекрасный стол. Во главе стола сидит французская певица Мирей Матье, которую он только что рисовал, а гости и сам хозяин — вокруг.
Кого я ни приводил к Илье в мастерскую — все немели при виде спасенных им сокровищ, как на другом снимке восхищается Мирей Матье, стоя между мной и поэтом Андреем Дементьевым.