Заступница: Адвокат С. В. Каллистратова

Конец 60-х-начало 70-х гг. ознаменовались полным отказом от идей ХХ съезда КПСС и принесли серию политических процессов. Те, кто решился говорить правду, объявлялись клеветниками и попадали в тюрьму. Многие из них стали подзащитными С. В. Каллистратовой. Она защищала Виктора Хаустова и Ивана Яхимовича, Вадима Делоне и Наталью Горбаневскую, генерала Петра Григоренко.

Судебные процессы над правозащитниками отражали открытый конфликт между тоталитарным государством, стремившимся задушить первые ростки свободомыслия, и нарождавшимся гражданским обществом, возвысившим свой голос после десятилетий вынужденной немоты. Особое значение сделанного Софьей Васильевной состоит в том, что она одна из первых осознала значение в этом конфликте адвокатуры как полномочной представительницы общества. Поэтому каждая ее речь в политическом процессе становилась крупным явлением общественной жизни, превращалась в документ «самиздата», делалась доступной множеству людей, возрождала в людях почти задушенное правосознание. В лишенной воздуха правды атмосфере политических процессов, в залах, где царили ложь и лицемерие, бесчестным прокурорам и судьям противостояла С. В. Каллистратова — воплощенная совесть.

С. В. Каллистратова была не только адвокатом, но и единомышленником правозащитников, разделяла их убеждения и надежды. Конфликт между противными истинному правосудию правилами и совестью неизменно решался ею в пользу совести. Сегодня, по прошествии многих лет, стали известны такие поступки адвоката, за которые она немедленно подверглась бы суровым преследованиям, знай о них в ту пору режиссеры судебных фарсов.

В 70-х гг., когда суды над диссидентами породили волну общественного возмущения во всем мире, в нашей стране была запущена машина карательной психиатрии — одно из самых циничных нарушений прав человека. Угодливые психиатры по указке свыше поспешно объявляли душевнобольными здоровых людей, невменяемыми признавали тех, чья беспокойная совесть не могла мириться с торжествующим цинизмом. Так, суд отправил в спецпсихбольницу генерала П. Г. Григоренко, выступившего в защиту крымских татар. Фундаментально обоснованные С. В. Каллистратовой возражения против выводов психиатров были отвергнуты казенной экспертизой, и ей оставался единственный путь — предать заключения психиатров гласности и добиться независимой экспертизы. Психиатр С. Глузман подготовил независимое экспертное заключение, и с помощью А. Д. Сахарова правда о суде над Григоренко стала известна всему миру.

В конце 1970 г. так называемые компетентные органы лишили С. В. Каллистратову возможности участвовать в политических процессах. Заведующий юридической консультацией, где она работала, сообщил, что получил приказ начальства больше не выдавать ей ордеров на защиту по политическим делам. На протест Софьи Васильевны председатель Московской городской коллегии адвокатов глава «независимой» адвокатской корпорации — с обезоруживающей улыбкой ответил: «А вы, Софья Васильевна, пожалуйтесь на меня».

Вынужденная оставить любимое дело, Софья Васильевна — правозащитник не только по профессии, но и по велению совести — легально вступила в Московскую группу содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. Это был открытый и бесстрашный вызов властям…

Товарищи по профессии всегда восхищались талантом и мужеством Софьи Васильевны. Мы сознавали, что нам выпало счастье жить и работать рядом с великим адвокатом нашего времени, чье имя останется в одном ряду с такими корифеями отечественной адвокатуры, как Александров и Спасович, Карабчевский и Урусов. Ее имя стало символом честности и бесстрашия адвокатуры. Ее жизнь — свидетельство того, что силам зла, несмотря ни на что, не удалось убить демократические традиции российской адвокатуры.

Проводить С. В. Каллистратову в последний путь пришли сотни людей, среди которых было немало прежних узников совести, товарищей по профессии, друзей. В прощальном слове А. Д. Сахаров сказал: «У нас большое горе сейчас, мы осиротели…»

Москва

В 1925 г. Наталья Васильевна, ставшая женой чапаевского комбрига (начдива после смерти Чапаева) Ивана Семеновича Кутякова и работавшая в то время в Наркомпросе под началом Н. К. Крупской (о которой она всегда вспоминала с искренним уважением), «выписала» Соню к себе. Соня одна отправилась в неблизкий путь. По приезде в Москву она писала своей школьной подруге: «Меня, между прочим, всю дорогу от Курска до Москвы веселые ребята-спутники дразнили «Мам-Миша» за то, что я все время о них беспокоюсь». Средний брат — Дима — в это время, по путевке комсомола, уже учился в Москве, в Высшем техническом училище. В 1929 г. мать и Миша тоже переехали в Москву.