Затащи меня в Эдем

– Ага, прямо непривычную жизнь вела, доложу я вам. А тут я к ней прихожу, а у нее дым коромыслом. Ну совсем как в прежние времена. Я сразу поняла, что ее план реализовался, поэтому и празднует. Наверное, Игорю удалось попозировать с ее мамашей, а Милка достаточно фоток нащелкала себе для дела. Что, спрашиваю, празднуем? А Мила на фотокамеру кивнула и говорит: «Там мой приз за все годы страданий». Милка, когда выпьет, любила высоким слогом выражаться.

– А что за фотокамера? Новая, ты говоришь?

– Новая. А хорошая или нет, я не знаю. Вряд ли Милка у своего Федосеева выклянчила хорошую камеру. Ну не тот он человек. Скряга. Другой бы на его месте радовался, что молодая и красивая девушка на него внимание сама обратила, а этот все чего-то подсчитывал, все боялся, как бы Мила его больше положенного не растрясла. Поэтому, конечно, профессиональную или полупрофессиональную он бы ей не подарил, но Милка сказала, что хоть и Китай, но тоже очень ничего. Я видела, даже на большом расстоянии фотки четкие получаются.

– И зачем Миле была эта аппаратура?

– Так ею она свою мамашу и фотографировала.

– И что за камера-то? – заинтересовалась Инга. – Где она у Милы хранилась?

– У Милки, вообще-то, полного порядка никогда не было, – простодушно призналась Настя. – Обычно что попало и где попало у нее валялось. Но эту камеру она в коробке хранила. Ну, в той, которая при покупке всякой новой вещи полагается.

– А-а-а… поняла. Камера у нее хранилась в магазинной коробке. С чеком?

– Да. Федосеев на чеке в магазине сам расписался, но камеру Милке вместе со всеми документами отдал. И коробку велел не выкидывать. Мол, если что-то не так с камерой, то назад в магазин ее только вместе с упаковкой, чеком и всеми прочими бумажками примут.

Значит, найденная у Таниного отчима в мастерской фотокамера действительно принадлежала Миле. А в мастерскую ее принес не кто иной, как Игорь. Но куда камера делась потом? Продал ее Игорь? Или он хотел использовать камеру и спрятанные в коробке снимки как-то иначе?

Теперь у сыщиц был новый повод, чтобы позвонить следователю Попонкину. Невзирая на вчерашнюю обиду, сыщицы не теряли надежды выяснить у него новости. Только на сей раз они будут умнее. Прежде чем выложить свою информацию, узнают, какими новыми сведениями располагает Попонкин.

Но пока что Попонкин был далеко, а Настя близко. Ей Алена и задала интересующий ее почему-то сильней всего вопрос:

– У тебя почки здоровые?

– Что? – растерялась Настя. – Конечно! Я вообще очень здоровая. В нашей профессии иначе и нельзя.

– И лекарства никакие не пьешь? «Арестофан», например?

– Чего?

– А может, Мила почками страдала?

– Да вы что! Она еще здоровей меня была! Просто лошадь! Никогда не болела! В лютый мороз могла без шапки, шарфа, с декольте по городу всю ночь шастать и ничего! Наутро даже не чихнет!

– Значит, «Арестофан» был не из ее аптечки, – задумчиво пробормотала Алена. – Но кто же у меня спрашивал его название? И совсем недавно!

Инга недовольно покосилась на подругу. По ее мнению, Алена занималась полнейшей чепухой. Ну скажите на милость, какая теперь разница, как и каким образом бумажка с названием лекарства от больных почек попала в пустую коробку из-под фотокамеры? Но Алене это явно было крайне интересно. Настя уже не первый человек, кого она пытает этим своим «Арестофаном».

Но у Инги имелся к Насте вопрос куда большей значимости:

– Мила тебе не похвасталась, кто угостил ее такой дорогой водкой?

– Нет. Сказала только, что это ее пропуск в лучшую жизнь.

Инга тяжело вздохнула в ответ. Надо же, а ведь слова Милы оказались пророческими. Бутылка с водкой и впрямь указала ей путь если не в лучшую, то во всяком случае другую жизнь.

Распрощавшись с Настей, которую в очередной то ли десятый, то ли двадцатый раз они уверили в том, что лично ей ничего не угрожает, подруги остались одни. Уходя, Настя предупредила их:

– На всякий случай я временно из города исчезну.

– Мы же тебе сказали, тебе ничего не угрожает.

– Береженого бог бережет. Один мой клиент давно зовет меня с ним в Адлер. Полечу, погреюсь на солнышке. Хоть сам мужик и дико противный, прямо с души меня от него воротит, но всяко лучше, чем тут мертвой лежать.

– Поступай как знаешь. К похоронам Милы хотя бы вернешься?

– Если поймаете до этого времени преступника, то да, – откровенно призналась им девушка. – А если нет, то я в Адлере лучше задержусь.

Ингу так и подмывало спросить девушку, сколько времени она намерена так бегать и, самое главное, от кого? Но Алена уже набирала номер Попонкина, и Инга выбросила из головы трусоватую подругу Милы.

– Господин следователь? Это вы? А это я. Мы вчера с вами не договорили. О чем? Ну как же… Вам удалось узнать, где продавалась паленая водка, которой отравилась Мила? Да? Что? Ах, вот как… Да… Да… Да, я понимаю.

В таком духе разговор длился минут пять. А затем Алена опустила трубку и еще минуты две провела в прострации, глядя перед собой пустым взглядом.

– Ну что? Что? – наконец не выдержала молчания изнывающая от любопытства Инга. – Что сказал тебе Попонкин?