Затерянный храм

Россакис ничего не сказал. В тишине под пологом лесных ветвей они уловили далекое жужжание моторов самолета. Не грубое гудение бомбардировщиков, а легкое постукивание «дакоты».

— А она? — Он указал дулом пистолета на Марину. — Я не в первый раз видеть, что Папагианнопуло работать с фашисты.

— Что ты говоришь? — спросила Марина.

Россакис направил пистолет вверх и выстрелил. Сигнальная ракета с резким свистом взвилась в небо и разорвалась высоко над деревьями, выпустив клуб красного дыма. Полдесятка людей Россакиса заняли свои позиции по обеим сторонам взлетной полосы.

— То, что случилось с Алексеем, к этому никакого отношения не имеет, — заявил Грант. Вдруг оказалось, что все стволы направлены на него, словно обвиняющие персты. Еще Грант мучительно ощущал взгляд Марины.

— Что это значит? — В голосе Марины зазвучали истерические нотки. Над ними прошла тень — это «дакота», снизившись, проверяла полосу. Никто и головы не повернул. — Так что про Алексея?

Россакис прищурился:

— Грант тебе не сказать?

— Он был убит в засаде, — в отчаянии произнес Грант. Вокруг него сгустился сырой воздух. Ему стало дурно.

— Его убили англичане, — сказала Марина. — Они боялись, что, когда уйдут немцы, Сопротивление попытается установить коммунистический режим во всей Греции. Они решили, что, устранив лидеров Коммунистической партии, смогут оставить Грецию за собой. И они убили Алексея.

— Нет. Не потому, что он коммунист. И не англичане его убить. Они пытаться. Они отправить человека, но он промахнуться. — Россакис с презрением посмотрел на Гранта. — Но я идти за ним. Я идти туда, к ущелью, и я убить Алексей.

Марина пристально посмотрела на него:

— Ты же был на нашей стороне. Так почему…

— Помнишь, что случиться за три дня, как он умереть? Все ваши люди убить немцы. Выжить только три — ты, твой брат и Грант.

— Алексей отправил нас в Ретимно разведать, где у немцев склад топлива.

— Он знать. Он знать, что быть. Ты знать теперь, почему немцы найти твои люди? Алексей сказать им.

Марина вздрогнула, словно от удара в живот. Она побледнела, Грант протянул руку, чтобы поддержать девушку, но Марина ее оттолкнула.

— С чего ему было предавать нас? Он всю жизнь сражался с немцами.

Россакис пожал плечами:

— Почему люди предавать своя страна? Может, из-за женщина, а может, из-за золото? Тен ксеро — я не знаю. Но я смотреть его глаза, там, возле ущелья Импрос, и понимать, что это правда.

Может быть, он сказал что-то еще, но все остальное заглушил рев «дакоты», пролетевшей совсем низко над головами и тяжело приземлившейся на полосу. Шасси самолета едва подпрыгнули над размокшей от дождя землей. Пилот хорошо посадил его, но все же ему нужна была полная длина полосы, чтобы вовремя остановиться. Люди Россакиса, спрятавшись в лесу вдоль полосы, приготовили оружие и ждали только сигнала. Россакис неуверенно посмотрел на них, и в эту долю секунды Марина сделала бросок. Она кинулась на него, одним плавным движением обвила руку вокруг его шеи и притянула к себе, придушив в захвате, а другой рукой в это же время выхватила пистолет из его пальцев. Пистолет она прижала к правому уху Россакиса.

— Он не врет?

Партизаны окружили ее, словно гончие на охоте, угрожая ружьями и требуя, чтобы она отпустила Россакиса. По поляне пробежал горячий ветер от пропеллеров самолета. Но ответ на лице Гранта был понятен.

— Я поклялась, что убью того, кто убил Алексея, — прошипела Марина.

Россакис махнул рукой своим людям:

— Если ты убить меня, то умереть. И твои друзья умереть, все умереть.

Самолет в дальнем конце полосы развернулся и приготовился к взлету. Грант видел пилота через переднее стекло — тот выглядывал, разыскивая своих пассажиров. Наверное, спрятавшихся за деревьями партизан он не видел.

— Могу я кое-что предложить? — вставил Мьюр. К нему обернулись все взгляды и несколько ружей.

— Ты? — резко спросила Марина. — Что ты можешь сказать? Ведь это ты велел убить Алексея!

— Я здесь ни при чем. Это дело Управления спецоперациями, а я был в секретной разведслужбе. — Мьюр распахнул свой портсигар слоновой кости и закурил сигарету. — Мне кажется, мы можем инсценировать тут всего «Гамлета», закончив кучей трупов, или можем, черт возьми, воззвать к здравому смыслу. Поднимите-ка руки, кому надо сегодня умереть. — Он оглядел собравшихся вокруг него людей — круг мрачных, злых лиц. — Ну так вот. Твой брат мертв, и это трагедия, но если бы его не убил господин Россакис, тогда это сделал бы кто-нибудь другой. Может быть, даже ты сделала бы то же самое, если бы узнала правду. Так почему бы нам не заключить сделку? Ты отпускаешь Россакиса, он отпускает нас на самолете, и мы все займемся более важными делами.

Марина согнула палец на спусковом крючке. Кольцо людей вокруг нее сомкнулось еще теснее.

— Если я отпущу тебя, ты дашь нам улететь?

— Если да, мои руки чисты? И между нами ничего нет? — Россакис едва мог говорить — так сильно сдавливала его горло рука девушки.

— Да.

— И самолеты янки больше не прилетать?

Джексон нахмурился:

— Я не могу обещать…

Мьюр подскочил на месте и обернулся к нему: