Завет, или Странник из Галилеи

Я был готов разрыдаться и броситься к нему на шею. Он сказал, что попал в тюрьму, когда решил заступиться за какого-то лоточника, к которому придирались солдаты. Очевидно, стражи порядка хватали всех, кто вызывал подозрение: нищих, бродяг и всех прочих, а все затем, чтобы показать, как ревностно они выполняют приказ. Половина людей в камере были такими же, как и он, мелкими воришками и жуликами, их схватили на улице и теперь будут держать здесь до тех пор, пока те не признаются в участии в заговоре. Он показал мне рубцы на спине — так вот с ним здесь обращались, но он был нем как рыба, с гордостью сообщил мне Йерубаль. Так что он надеется, что скоро будет свободен.

— Помяни мое слово, — сказал он мне, — уже сегодня вечером мы с тобой будем есть пасхального ягненка.

Его слова вселили в меня уверенность, что все будет именно так.

Мы пробыли в камере довольно долго, никто не подавал признаков какой-либо деятельности. Время от времени тишину нарушал шаркающий звук шагов да звон цепей — это приводили все новых и новых арестованных, пополняя ряды бедолаг, умудрившихся, как и мы, загреметь сюда. Мы с Йерубалем коротали время, по очереди пробираясь к окну. Людей на площади становилось все больше и больше. Поставили деревянные барьеры, разделившие толпу на несколько групп. Теперь на площадь люди стекались тремя разделенными потоками. Священники, совершавшие жертвоприношение, едва справлялись с наплывом людей, их праздничные облачения пестрели потеками крови. Они все время отходили к алтарю для жертвенного окропления. Тут же суетились служки с корзинами требухи, которую они вытряхивали в огонь. А народ все прибывал, потоки становились все длиннее и плотнее, а священники все так же сновали от алтаря к очереди и обратно — словом, все шло своим чередом.

Несколько помощников выстроились в ряд вдоль насыпей и запели. Чистые звуки их голосов понеслись над площадью, перекрывая гул толпы. Люди в нашей камере как по команде встали на колени и забормотали слова неизвестных мне молитв. Постепенно их голоса слились с пением за окном. В конце концов один из стражников велел им замолчать. Но пение продолжалось. Я понимал, что этим людям, арестованным без вины, очень горько находиться здесь, тогда как все их единоверцы сейчас там, на площади около храма. Признаться, у себя дома я никогда не видел ничего подобного. Я, конечно, бывал на праздниках в Гиппосе и даже в Гергесе, но там праздники ничем не отличались от ярмарочных гуляний, где можно выпить и побезобразничать. Да и разве можно молиться богам, чьи имена сообщает очередной император?!

С другой стороны коридора за мраморной перегородкой внезапно возникло какое-то оживление. Вошло несколько рабов, они принесли лампы, кресла, даже сосуды с ладаном и статуи римских богов. В свете ламп комната показалась мне более привлекательной; я увидел, что стены ее расписаны картинами, а пол выложен кусками разноцветного мрамора. Вошли несколько человек в белых туниках и белых накидках и осмотрелись, проверяя, все ли в порядке. Они выглядели очень важными и беспрестанно покрикивали на рабов. По коридору тем временем маршировала стража из воинов-самарян и еще каких-то устрашающего вида типов. Они прошлись вдоль камер и, заглянув вовнутрь, смерили обитателей таким взглядом, каким гуртовщики обычно смотрят на рынке на бракованный скот. Появились секретари-писари с кипами свитков из бараньей кожи. Когда же, в довершение всего, я увидел среди пришедших того, кто сегодня допрашивал меня и Арама, то воспринял его появление как должное, не удивившись и появлению горбуна.

Все зашевелилось и задвигалось, в одно мгновение сонная тишина преобразилась в гудение разоренного улья. Людей выталкивали из камер, к ним подходили дознаватели, дознавателям передавали ворох свитков, свиток начинал курсировать от дознавателя к писарю и обратно к дознавателю. Некоторые свитки, как я успел заметить, попадали за мраморную перегородку к белым туникам. И когда суета достигла высшей точки, раздался звук трубы, по коридору промаршировала еще одна шеренга самарян. Они выстроились у дальнего конца отгороженной комнаты, и тут появился сам правитель. На нем была простая туника из грубого материала, выглядел он так, словно его только что подняли с постели. Белые туники склонились так низко, что их накидки на какое-то мгновение полностью покрыли пол. Дознаватели же, наоборот, усиленно делали вид, что ничего особенного не происходит и они полностью поглощены работой. В какой-то камере сквозь зубы, но достаточно внятно выругались. Проклятие эхом прокатилось по коридору и пошло гулять по камерам. Самаряне тут же взяли дубинки на изготовку и принялись колотить ими о решетки, попадая по пальцам тех, кому пришло в то время в голову цепляться за прутья. Мгновенно воцарилась тишина.