Завет Сургана

Человек со стороны, пожалуй, не удержался бы от вопроса: почему бы Свире – сильному государству, обладающему, в числе прочих, и передовыми технологиями уничтожения, – раз и навсегда не поставить драчливых соседей на место, не ударить по ним всей. своей мощью, чтобы отучить от скверных привычек?

Не моральные же соображения удерживали Свиру: когда речь идет о политике, и более того – о безопасности страны, такие понятия, как мораль, прекращают хождение, они хороши лишь для мирного благоденствия, да и то не всегда.

Посторонний спросил бы, да; но никому из участников Высокого Совещания это и в голову не пришло. Потому что все прекрасно знали: пытались отучить, и не раз.

Но – не получалось. Чтобы хорошо воевать в горах, надо их знать, а чтобы знать – необходимо в них родиться и жить. Мир улкасов был страной не просто горной, а высокогорной; и к равнинам спускались вовсе не пологие, достаточно удобные для восхождения склоны, а совсем наоборот – горы заканчивались крутыми и высокими обрывами, что неудивительно, если вспомнить, какова причина горообразования.

Более или менее пригодных входов на всем протяжении Линии Сургана насчитывалось всего четыре – и все они были укреплены улкасами и бдительно охранялись.

Пригодными же эти входы являлись разве что для пехоты: никакая техника там пройти не смогла бы. Возможно, и даже наверняка, существовали и какие-то тайные тропы, по которым можно было подняться; но до сих пор их местонахождение так и не удалось установить. Люди, не последние в следопытстве, отправлявшиеся на поиски этих секретных входов в горную страну, не возвращались. Те крайне редкие случаи, когда какие-то группы удавалось забросить наверх, попадали туда лишь с неба; речь идет, разумеется, о десантах. Из четырех забросов удачным оказывался в среднем один – по закрытой статистике.

Но даже и тогда, когда высадка удавалась, это вовсе не означало благоприятного исхода. Не всякий раз стрелки могли угадать, куда же девалась та банда, которая вот только что вела яростный огонь самое малое с трех сторон; но и поняв, едва успевали десантники установить минометы или вызвать авиацию, или и то сделать и другое, и еще что-нибудь третье – как впереди оказывалось лишь пустое место, а улкасы скрывались неизвестно куда, чтобы, может, через несколько минут оказаться в тылу и вести огонь уже в спину. Невольно приходилось бросаться туда, откуда сами только что пришли, но и там никого уже не было, только тишина да острый запах перестрелки, стреляные гильзы и, если очень повезет, – в одном-двух местах пятнышки крови: значит, хоть кого-то пусть вскользь, но задело.

Никогда не понять было: где они и сколько их, на каком расстоянии, за каким сидят поворотом горной тропы, по которой и в мирные-то дни пробираешься с осторожностью, чтобы после неловкого шага не загреметь вниз, не попасть в камнепад и прочее; туземцев выручало подсознание, чутье, каким их наградили родители еще в утробе, пришлому же человеку, будь он даже хорошо тренированным солдатом, рассчитывать на успех не приходилось и на благополучное возвращение домой – тоже.

А кроме всего прочего, сама высадка десанта, пусть даже прямо в намеченный район, в горах самоубийству подобна: приземляться хорошо на лужок, а не на крутой каменистый склон. Но пусть даже большинство сохранялось; везде, где еще несколько часов назад видеоразведка показывала сосредоточение немалой группы противника, оказывалось пусто, даже следов не найти было, и сиди здесь хоть неделю – никого не увидишь, кроме горного вуцана поодаль. Однако стоит начать движение, выйти из-под козырька, под которым все это время укрывались, – и закидают минами, и снайперы, умеющие прицеливаться в горах, начнут резвиться.

Так что сколько ни готовь и ни обеспечивай такую операцию – ничего на ней не выиграешь, в результате одни потери. Пытались уже и закаялись.

Можно было, конечно, избрать и другой метод: людьми не рисковать, пусть себе работают авиация и крупнокалиберная артиллерия с дистанции километров в пятьдесят: вот тут уже риска для жизни никакого, а противнику – а что, собственно, противнику? Да ничего: чтобы всерьез добраться до него, надо перемолоть в щебень все горы; но и слабоумному ясно: это масштаб не человека, а одного лишь Творца – а он в этих играх не участвует.

Что же касается Сильных Вооружении – и ядерного, и био, и химии, – то, может, всеобщий гнев когда-нибудь и подтолкнул бы к попытке решить проблему с их помощью, если бы не тот очевидный и неизменный факт, что ветры слетали с гор в долины, и реки текли оттуда же, а никак не наоборот. Плевать же вверх, как известно, чревато неприятностями для самого плевца.

Поэтому после очередной войны, может, и помечтав немного про себя о такой вот кардинальной операции, приходилось жить дальше на прежних условиях.

Проходить очередной цикл.