Завет вечности. В поисках библейских манускриптов

свитков и фальсификации истории» и т. д. В 1950 г. он написал длинную, на пятидесяти восьми страницах, статью под названием «Иудейские свитки: раз и навсегда». Но и после он продолжал писать в том же духе. Не удивительно, что, когда Афанасий прибыл в США с целью продать свои рукописи — говорят, что только за одну из них он запрашивал миллион долларов, — он неожиданно встретил настороженное отношение со стороны тех самых американских учреждений, которые прежде, казалось, жаждали заполучить эти документы. Вероятно, именно отчаявшись уже найти заинтересованного покупателя, в то время как разоблачения Цейтлина все больше овладевали умами, он и поместил в «Уолл-Стрит Джорнэл» объявление о продаже. Профессор Олбрайт считает, что только благодаря влиянию цейтлиновской пропаганды на рыночные цены израильское правительство смогло купить бесценные свитки всего-навсего за двести пятьдесят или триста тысяч долларов. Кстати, по мнению Цейтлина, израильтян еще крупно надули: десяти или пятнадцати тысяч долларов было якобы более чем достаточно.

Мы не собираемся осмеивать Цейтлина. Пусть его аргументацию, подкрепленную всей эрудицией признанного гебраиста, анализируют ученые. Достаточно будет сказать, что большинство палеографов, археологов, текстологов, востоковедов, специалистов по Новому и Ветхому Заветам признают древность свитков. Они убедили нас в том, что свитки Мертвого моря не окажутся еще одной «фальшивкой Шапиры». Имя Шапиры, так часто уломинаемое в дискуссиях по поводу свитков Мертвого моря, по-прежнему пользуется сомнительной репутацией. Долгое время оно ассоциировалось с одной из самых дерзких подделок рукописей в XIX в., а для Цейтлина и его последователей свитки Мертвого моря были

372

Верхняя часть Моавского камня — обнаруженной в XIX в. стелы, покрытой знаками скорописи, близкой к той, которую употребляли древние евреи до — а в отдельных случаях много позже — введения ими квадратного письма.

практически не более чем повторением этой нашумевшей мистификации. Однако и среди тех, кто признавал подлинность иудейских документов, лишь немногие понимали, что новые находки должны повлечь за собой и пересмотр рукописей Шапиры. В самом деле, не погрешили ли современники против Шапиры, который в 1884 г. наложил на себя руки в номере роттердамского отеля?

Но каковы же реальные факты?

Летом 1883 г. Лондон был взволнован сообщением об открытии двух отличающихся друг от друга древних иудейских рукописей Второзакония, выполненных древним курсивным финикийско-еврейским («палеоеврей-ским») письмом, ранее уже знакомым по Моавскому камню и датировавшимся обычно приблизительно IX в. до н. э. Рукописи состояли примерно из пятнадцати или шестнадцати длинных кожаных полос, первоначально, видимо, скорее сложенных наподобие того, как складывались некоторые книги Дальнего Востока и доколум-бовой Мексики, нежели свернутых в свиток. Они были доставлены из Палестины М. В. Шапирой, который предложил их Британскому музею за «кругленькую сумму в миллион фунтов». Один современник Шапиры писал в своей автобиографии: «В течение недель „открытие"

373

этих драгоценных рукописей было темой для бесед за обеденным столом во всех слоях общества». Британская пресса ежедневно публиковала статьи, освещающие все подробности и малейший поворот событий. Репортеры осаждали Британский музей, где под стеклом были выставлены отдельные фрагменты рукописей. Вдоль выставочных витрин прошли толпы любознательных лондонцев.

Поспешивший к месту событий из Парижа выдающийся французский специалист в области библейской археологии Шарль Клермон-Ганно отметил, что к моменту его прибытия общественное возбуждение достигло апогея. Выставка получила как бы официальное благословение, когда тогдашний премьер-министр Глад-стон, человек, сам в немалой степени интересующийся древностями, посетил музей и имел дружескую беседу с «автором открытия», г-ном Шапирой, а также с доктором Кристианом Гинзбургом, которому Британский музей доверил экспертизу манускриптов. Переводы текстов, выполненные Гинзбургом, публиковались, часть за частью, в «Таймс» и в «Атенеуме». Оттуда их перепечатывали даже провинциальные газеты.

Разумеется, Британский музей не поместил бы рукописей на выставку, а ведущие газеты не печатали бы из них выдержки, если бы хоть кто-то заподозрил подделку. Гинзбург откладывал окончательное решение, но старательно выполненные переводы выдавали обуревавший его энтуаиазм. Лондонский корреспондент ливерпульской «Дейли Пост» писал 16 августа 1883 г.: «Д-р Гинзбург по-прежнему занят в Британском музее разбором текста новейшей антикварной находки, сделанной г-ном Шапирой; немногословие и таинственность, которой он окружает свою работу, заставляют многих поверить первоначальному утверждению,

374