– Успокойся, истеричка. Вообще-то, я его о бывшем муже своем спросила, – удивила разъяснением Белка.
– В смысле бывшем? – я перевел на нее растерянный взгляд.
– Мне только что пришло системное уведомление, о расторжении нашего со Скальпелем брака, по причине конечной гибели мужа, – продолжила шокировать новостями Белка.
– То есть, ты, типа, теперь вдова? – осклабилась Слеза.
– Ты за меня рада? – ответила не менее кровожадной улыбкой Белка.
– Признавайся, это ты ей устроил? – подруга раздраженно сбросила мою руку с плеча.
– Больше некому, – за меня откликнулась Белка. – Только
– Ну че молчишь? Колись давай, кому душу продал, чтобы для своей обожаемой
– Никому я ничего не продавал, – честно признался я. – И сам, не меньше вашего, удивлен таким поворотом.
– Ну-ну, – проворчала Слеза.
– Спасибо, Рихтовщик, – посла мне воздушный поцелуй вторая стерва.
Да сука! Как же спокойно мне было на гранитном утесе в отрезанных от таких вот сцен кишащих тварями Лабиринтах…
– Может, раз я теперь…
– Нельзя!
– Слеза, опять, – я раздраженно швырнул обглоданный скелет в огонь. – Ты не дала Белке даже договорить.
– Да тут и ежу все понятно! – фыркнула ревнивая подруга. – Эта стерва к отряду нашему задумала примазаться.
В сгустившихся сумерках мы впятером сидели вокруг разведенного стараниями крестников костра и ужинали остатками моих рыбных «консервов», случайно обнаруженными во время инспекции содержимого инвентаря.
Когда я выложил на приготовленный для костра хворост три килограммовых куска свежеразделанной рыбы, призванных, соответственно, из трех ячеек инвентаря, Жабу чуть удар не хватил, сперва от жадности, когда он узнал, где я раздобыл эту рыбу, потом от обреченной безысходности, когда бедняга вынужден был смириться с моим «маниакальным» желанием: тупо сожрать в кругу друзей баснословно дорогую рыбу из самих Лабиринтов силы.
Пока обливающийся горючими слезами Жаба с товарищем переводили уникальный трофей в обычную жаренную на прутиках рыбу, я поведал рассевшимся вокруг костра друзьям о своих злоключениях в Лабиринтах.
Долгий рассказ мой растянулся до вечера. И оттаявшая в процессе его подруга, перестав дуться, снова придвинулась ко мне поближе, и позволила себя обнять. Разлучница Белка же, напротив, надувшись, отсела к крестникам.
Но в конце рассказа мне снова, невольно, пришлось помянуть злосчастного Скальпеля. И оживившаяся вдовушка, как только я замолчал, вскинулась с предложением…
– Да хоть бы и так, – бросила в ответ Белка. – В отряде четыре человека. И не тебе одной решать за всех… Правда, мальчики?
Крестники, к которым адресовалась последняя фраза провокаторши, растерянно заулыбались в ответ.
– Не! Ты глянь че творит! – возмутилась Слеза.
– Да забей, – отмахнулся я. – Все одно от нас нифига не зависит. У нас четверых задания. И только Система решает…
– Рихтовщик, но ты же, ведь, не против: видеть меня членом своей команды? – пошла в атаку Белка.
– Он против! – зло бросила в ответку Слеза.
– Хорош, мамочку включать, стерва! Ты давно уже не в его шпоре.
– Ах ты ж зараза!.. – Слеза дернулась в сторону соперницы, но мне, разумеется, не составило труда опередить ее рывок и, обхватив за тонкую талию, вернуть злюку на место. – Да пусти уже меня, урод! – за самоуправство в следующую секунду мне прилетело локтем в живот. Но я стерпел, покрепче сжал объятья и, подавив сопротивление, вернул-таки ревнивицу на место.
– Три – один! – победно подбоченилась Белка.
От этой ее очередной провокации лопнуло уже даже мое ангельское терпенье. Я открыл было рот, чтобы приструнить эту чересчур раздухарившуюся стерву, но неожиданно меня перебил Скунс.
– Смотрите! – зловещим шепотом привлек к себе общее внимание крестник, тыча пальцем на покачивающегося рядом приятеля.
Сидящий, как все остальные, на коленках перед костром Жаба сейчас закатил глаза и, слегка раскачиваясь в такт только одному ему слышимой мелодии, что-то, не глядя, строчил обгоревшим прутиком на песке.
Глава 3, в которой мы срываемся с насиженного места, и получаем неожиданную фору
Цапнув крестника за грудки, я рывком поднял его с песка, прерывая написание бестолковой череды цифр обратного отчета в конце послания, и хорошенько встряхнул беднягу. Затуманенный взор медиума прояснился, Жаба растерянно заозирался по сторонам, увидел свои каракули внизу и по-прежнему зажатый в руке «письменный прибор», и спросил:
– Я снова, да?