Заветы предательства

— Похвалил нас за проворство. Заметил, что был уверен: никто раньше него не доберется до вершины. Сказал, что мы делаем честь легиону.

Я вспомнил, как Хан подошел ко мне после убийства чудовища, терпеливо глядя, как я неловко пытаюсь поклониться. Доспех примарха остался идеально чистым, тварь не сумела даже оцарапать его.

— Правда, он объяснил мне, что дело не только в скорости. Что мы не берсеркеры, как Волки Фенриса, и нельзя забывать, что нам есть чем заняться, кроме разрушения всего подряд.

Торгуй хохотнул. Смех вышел заразительным, и я улыбнулся своим воспоминаниям.

— Итак, он повторил твой совет, в конечном счете, — добавил я.

— Рад это слышать, — отозвался терранин.

Я взглянул через просторную низменность туда, где уже приземлились орбитальные транспортники. Все было готово для долгого ремонта и пополнения припасов. Солдаты из вспомогательных частей высаживались на поверхность и, шурша неуклюжими костюмами защиты, помогали воинам легиона.

Среди смертных я заметил седовласую женщину-офицера в скафандре с прозрачным куполовидным шлемом. Мне показалось, что остальные подчиняются ей, хотя она больше походила на терранку, чем на уроженку Чогориса. Интересно, что она там делала?

— И куда ты теперь? — спросил Торгуй.

Пожав плечами, я вновь обернулся к нему.

— Не знаю, мы ждем приказов. А ты?

Тогда терранин странно посмотрел на меня, словно решая, не раскрыть ли нечто важное. Мне вспомнилось, как он выглядел при нашем первом разговоре, когда старался объяснить название и обычаи своего братства. Сейчас все почти в точности повторялось.

— Я не могу сказать, — только и произнес Торгуй.

Странный ответ, но я не стал ничего вызнавать. Почти не обратил на это внимания, поскольку нас часто отправляли на секретные задания, и терранин явно не хотел говорить о делах Братства Луны.

Кроме того, у меня имелись собственные тайны. Я рассказал Торгуну не обо всем, что касалось Хана. Промолчал о том, что примарх после беседы сразу же отвернулся от меня, заметив, как к нему подходит один из воинов кэшика.

Я не забыл ни одного слова, ни одного жеста из их разговора.

— Послание, Каган, — произнес телохранитель в терминаторской броне.

— От магистра войны?

Легионер покачал головой.

— Не от него. Насчет него.

— И что в сообщении?

Повисло неловкое молчание.

— Думаю, мой господин, вам лучше услышать это на флагмане.

В тот миг я заметил на лице Хана выражение, которое никак не ожидал там увидеть. Под всей его гордостью, решимостью, воинским благородством мелькнула жуткая тень сомнения. На секунду, лишь на секунду, я уловил в горделивых чертах примарха неуверенность, словно какой-то давно похороненный кошмар непостижимым образом настиг его наяву.

Я всегда буду помнить, как выглядел идеальный воин в то кратчайшее мгновение. Невозможно забыть усомнившегося бога.

А затем Хан отбыл, широкими шагами отправился навстречу вестям, что ждали его внимания. Он оставил меня на платформе, в окружении моих братьев, переживших последний штурм. Оставил размышлять над тем, ради каких новостей примарх мог так поспешно уйти.

В тот момент случившееся обеспокоило меня. Но затем, стоя рядом с Торгуном у стен разрушенного бастиона наших врагов, среди многочисленных воинов легиона, я уже не испытывал подобных чувств.

Мы добились триумфа, как и всегда. У меня не было причин полагать, что однажды это изменится.

— Ты был прав, — сказал я. — В тот раз ты был прав.

Торгуй выглядел удивленным.

— О чем ты?

— Мы должны учиться у других. Я могу учиться у тебя. Война меняется, и мы должны отзываться на это. Я скверно оборонялся там, в ущельях. Возможно, настанет день, когда нам придется овладеть искусством защиты, а не только охоты.

Не уверен, почему завел такой разговор. Вероятно, цепкие воспоминания о внезапном отбытии Хана подточили мою уверенность в себе.

Терранин захохотал. Он смеялся не надо мной — думаю, к тому времени мы уже слишком хорошо узнали друг друга.

— Нет, думаю, тебе не стоит меняться, Шибан-хан, — заявил он. — Считаю, ты должен оставаться таким, какой ты есть. Безответственным и неорганизованным.

Он улыбнулся.

— Думаю, ты должен смеяться, когда убиваешь.

Я следовал его совету — смеялся, когда убивал. Позволял ледяному ветру трепать мои волосы, подставлял лицо каплям горячей крови. Я мчался далеко, во весь опор, вынуждая братьев догонять меня. Был подобен беркуту — охотничьему орлу, который, свободный от пут, взмывает ввысь у горизонта на воздушных течениях.

Вот кем мы были тогда, вот чем были мы все — минган Касурга, Братство Бури.

Наше название и звание — по нему мы отличали себя от других.

Между собой мы именовались Смеющимися убийцами.

Остальная Галактика пока еще не знала нас.

Но все изменилось. Вскоре после Чондакса мы с головой окунулись в дела Империума; нас втянули в войну, зарождение которой мы пропустили, о причинах которой мы ничего не ведали. Силы, что едва знали о нашем существовании, внезапно вспомнили о нас, и вопрос нашей верности оказался важным и для богов, и для смертных.