Паркер стремительно повернулся к ней. Ее ответ застал его врасплох, но гримаса удивления на лице Паркера тут же сменилась довольной ухмылкой.
— Порок вам очень идет, миссис Мадерли-Рид, — проговорил он. — Вам следует предаваться ему почаще. — Паркер взял с серебряного подноса чистый стакан. — Скажешь, когда хватит…
— Достаточно.
Он наполнил оба стакана — свой и ее, зажал их между ногами и подъехал к ней.
— Прошу.
Это была явная провокация. Глядя ему прямо в глаза, Марис протянула руку за бокалом.
— Смотри не перепутай…
Марис вытянула ближайший к ней стакан и поднесла к губам.
— Твое здоровье.
— Твое также… — Паркер залпом осушил свой стакан. Марис осторожно пригубила неразбавленный бурбон.
— Именно этим ты занимаешься вместо того, чтобы писать?
Паркер ухмыльнулся.
— Это тебе Майкл наябедничал?
— Ты перестал отвечать на мои звонки, и мне захотелось узнать причину.
— Ах он предатель!
— Кое-что я способна увидеть и сама.
— Я всегда знал — ты способная девочка.
— И все-таки, Паркер, почему ты перестал работать над «Завистью» и почему ты пьешь днем, один?
— А разве есть лучшее время, чтобы пить, за исключением, конечно, раннего утра и позднего вечера? Кроме того, все великие писатели были пьяницами. Разве ты этого не знала? Держу пари, старик Гомер посещал что-то вроде древнегреческого Общества анонимных алкоголиков. Все американские писатели, начиная с Эдгара Алана По и заканчивая Скоттом Фицджеральдом, все крупные писатели, я хочу сказать…
— Почему ты пьешь, Паркер? И не заговаривай мне зубы, пожалуйста!
— А почему ты приехала? — ответил он вопросом на вопрос.
— Я первая спросила.
— Потому что все наркотики у меня вышли, а повеситься на крюке от люстры мне будет трудновато, — усмехнулся он.
— Это не смешно, Паркер.
— Я и не собирался смеяться.
— Ты заговорил о самоубийстве. Это оскорбительно и… бестактно. Особенно сегодня. Только утром я побывала на похоронах близкого мне человека, который покончил с собой на прошлой неделе.
— Он тоже повесился на люстре?
— Нет, застрелился.
На этом их пикировка закончилась. Паркер отвернулся, и на протяжении нескольких минут ни он, ни она не произнесли ни слова. Марис потихоньку потягивала бурбон. Когда стакан опустел, она поставила его на стол.
Наконец Паркер сказал:
— Кстати, Майкл закончил отделывать камин.
— Я заметила. Получилось очень красиво. — Марис подошла к камину и осторожно прикоснулась кончиками пальцев к покрытому темно-вишневым лаком дереву.
— Превосходная работа!
— Не забудь сказать ему об этом, когда он вернется. Майкл будет очень доволен.
— Не забуду.
— А что это был за человек? Ну, который застрелился?
— Старший юрисконсульт нашего издательства. Я знала его с детства. Он был другом отца, а для меня… для меня он был чем-то вроде дяди.
— Мне очень жаль…
— Для него все кончилось мгновенно. Я думаю, он не успел почувствовать никакой боли — даже наверняка не почувствовал. Но для людей, которые его хорошо знали и любили, это была большая потеря.
— Из-за чего он застрелился? У него были какие-то проблемы?
— Нет, насколько мне известно.
— Тогда из-за чего?
— Я не знаю. И никто не знает. — Марис пожала плечами и неожиданно для себя добавила:
— В тот день Ной был последним, кто видел его живым.
— И твой муж тоже ничего не знает?
— Абсолютно ничего.
— А о чем они разговаривали?
— Обсуждали разные деловые вопросы. А почему ты спросил? — Марис повернулась к нему.
Вместо ответа Паркер спросил, не хочет ли она еще выпить.
— Нет, спасибо. С меня достаточно.
Он посмотрел на ее туфли.
— Ты одета для Нью-Йорка. Переоденься, и я дам тебе прочесть главы, которые я написал за это время. Марис удивленно улыбнулась.
— Значит, ты все-таки работал?..
Паркер самодовольно улыбнулся.
— Майкл только думает, будто он все знает!
— Все сложилось как нельзя более удачно, так что мы можем говорить откровенно… — Ной попытался изобразить уверенность, которой на самом деле не чувствовал, и для пущей убедительности небрежно взболтал в бокале остатки виски с содовой. — Вам, вероятно, уже известно, что Марис снова уехала?
— Она часто поступает подобным образом?
Моррис Блюм, по своему обыкновению, держался надменно и несколько покровительственно. Ной специально оговорил, чтобы на эту неформальную встречу, назначенную в их с Марис квартире в Вест-Сайде, он приехал без своей свиты. Сопровождавшие Блюма эксперты и советники чем-то напоминали Ною птичек колибри, которые, зависнув в воздухе над чашечкой крупного тропического цветка, стремительно работают крылышками, производя громкое, назойливое жужжание.
Ною пришлось заплатить консьержу приличные чаевые, чтобы тот не только впустил Блюма в дом, но и забыл об этом как можно скорее. Сам он встречал Блюма на лестничной площадке, предупредительно распахнув двери. Но, как видно, на Блюма манеры Ноя не произвели большого впечатления. Он ворвался в квартиру, как сержант в казарму, и придирчиво оглядел ее всю, словно рассчитывая увидеть брошенное на пол полотенце или сушащиеся на батарее носки, но, как видно, не нашел никаких нарушений, так как сказал:
— Очень, очень мило…