Я услышала, как в прихожей звонит мой телефон, встала и отправилась туда. Вытащив телефон из сумки, я увидела, что звонит Витя.
– Груня, уговори Серегу уехать! – Витин голос звучал непривычно жестко. – На время, пока все не выяснится. Я пробовал его убедить, но я для него не авторитет. Вот поверь мне сейчас, я знаю, что говорю. Он тебе все рассказал?
– Да. Витя, неужели все настолько серьезно, что нужно уезжать? Не могут же его арестовать просто потому, что кто-то что-то про него подумал. И ведь если он уедет, все решат, что он и вправду… виноват…
– Плевать, кто и что подумает! Бабка поверит всему, она теряет разум, если дело касается Володи. Ей нужно найти виновного и отомстить, тогда ей станет легче. Она поверит, они все уже в это верят. И эта их уверенность скоро дойдет до следствия. И Серегу задержат, посадят в СИЗО. Мне надо тебе объяснять, чем это может кончиться?
– Но почему они думают, что это Сережа? Зачем Сереже убивать брата?
– Из зависти… из корысти… Оказывается, Володя недавно получил наследство. Какой-то его родственник, живший в Америке, недавно умер и оставил Володе большие… не просто большие, а
– Это абсурд! Сережа не мог! Никогда, ни за что не мог!
– Это мы с тобой знаем, что не мог, а другие считают иначе… Сейчас поговори с ним и мне перезвони. Я жду…
Я вернулась в кухню. Сергей боком сидел на подоконнике, смотрел в окно и жевал зефирину. На плите закипал чайник.
– Витек звонил? – кивнул он на телефон в моей руке.
– Сереж, может он прав? – Я сполоснула чашки, бросила в них свежие чайные пакетики, налила кипяток. – Давай обсудим спокойно.
Сергей сполз с подоконника, сел за стол, хлебнул из чашки, обжегся, поморщился.
– Груня, я никуда не побегу. Если я уеду, их подозрения превратятся в уверенность, полиция будет искать меня, а не убийцу. Я не имею права бежать. И потом, у меня здесь ты, отец, работа… Я работу потеряю, как я потом буду жить? У тебя на иждивении?
– Разве это сейчас имеет значение? Ты можешь потерять гораздо больше, чем работа.
Сергей молча полоскал чайный пакетик в кипятке, о чем-то думал. Потом поднял на меня глаза.
– Грунь, ну что за ерунда! Знаешь, в детстве я слышал, как бабка говорила обо мне: «Этот ребенок убил мою дочь». Позже она стала говорить: «Этот ребенок убил мою дочь и мою мать». Этого я сам не слышал, но Севка Князев мне как-то рассказал… И я чувствовал себя виноватым: волей-неволей, прямо или косвенно, я был причиной их смерти. Сейчас она говорит, что я убил Вовку… Пусть говорит, теперь ей не удастся меня в этом убедить. Я не ребенок, не сумасшедший, не наркоман и не алкоголик, я отдаю себе отчет в своих поступках. И Вовку я не у-би-вал! И тормоза в его машине не тро-гал! И ни-ку-да я не по-бе-гу!
Когда Сергей в первый раз рассказал мне, что бабка считает его виновником гибели ее дочери и ее матери, я конечно возмутилась, но посчитала, что это несерьезно, это просто эксцесс вредного бабкиного характера. Но сейчас, глядя на Сергея, вдруг почувствовала, что все это намного хуже, чем мне казалось. Бабкины слова были гвоздем, глубоко вбитым в Сережкины мозги. И теперь этот гвоздь пытаются вбить еще глубже, а я еще и помогаю…
– Прости, – сказала я Сереже. – Я все поняла и ни слова больше не скажу об отъезде. Только мне очень страшно…
– Вы с Витюхой паникеры, – Сергей подвинул поближе ко мне вазочку с зефиром. – Даже если бабка обратится в полицию и заявит, что нашла убийцу, никто не будет хватать меня по первому ее слову. Ну вызовут, может, допросят. Поймут, что все это ерунда… Презумпцию невиновности никто не отменял.
Эти рассуждения были, конечно, наивными. Полиция работает по своим правилам, там свои шаблоны и стереотипы, свои методы, иногда жестокие. Но у меня вдруг мелькнула спасительная мысль: бабка не будет заявлять на Сергея и другим не позволит. Ведь у нее на первом месте – честь и достоинство своей семьи. Какое пятно ляжет на славный род Лавровых, если одного его представителя обвинят в гибели другого! Нет, бабка на это ни за что не пойдет!
Мне стало легко и спокойно, и сразу вдруг захотелось горячего чаю. Я с наслаждением сделала огромный глоток и схватила из вазочки зефирину, показавшуюся мне самой большой. Сергей, видимо, все понял по моему лицу и, грустно усмехнувшись, сказал:
– А Вовку-то все-таки кто-то убил…
Прошла неделя, другая, и ничего не произошло. И я успокоилась окончательно и уже не ждала беды, надеясь, что все утряслось. Но беда, оказывается, ждала нас. И дождалась… И обрушилась, как лавина…
Был вечер, я готовила ужин и ждала Сергея. Когда зазвонил телефон, я подумала, что это он, и досадливо вздохнула: если звонит, значит, хочет предупредить, что опять задерживается на работе. Но это был не Сергей, а Саша Маркин, его сослуживец. Он долго мялся, покашливал, экал, мэкал и явно не знал, как начать разговор. Меня охватило недоброе предчувствие.
– Саша, немедленно говори, что случилось! – рявкнула я.
– Серегу арестовали! – брякнул Маркин.