Завод войны

В данный момент обитателей завода–станции прежде всего занимал вопрос выживания Цеха 101, так что все доступные материалы, полученные через телепорт или хранившиеся на станции, превращались в ударные корабли. Но выпуск не поспевал за битвой, так что ИИ решил переключить на ввоз теплопоглощающий телепорт. Объем производства вырос — как и внутренняя температура. Около половины из пяти тысяч занятых на заводе людей успели надеть термокостюмы, что отсрочило их гибель лишь на несколько часов. Другие выбросились в пространство в скафандрах или аварийно–спасательных капсулах, но битва там шла такая жаркая, что их шансы на выживание были ничтожны. Кто–то залез в криокамеры в жилых отсеках — куда ИИ уже отключил подачу энергии, а роботы разбирали сами помещения, добывая сырье для звездолетов. Но Цех 101 не мог направить энергию на У-пространственный прыжок и бежать, так как малейшая брешь в защите наверняка привела бы к уничтожению станции. И в работе самого ИИ уже начали возникать перебои: его решения и сообщения выглядели нелогичными, попытка отключить телепорты была пресечена самой Землей–Центральной, а иные приказы, противоречившие основной задаче — выжить, — саботировались уцелевшими субразумами.

Рисс хотелось повторить: «Не понимаю», — но слишком уж часто использовала она эту фразу за свою недолгую жизнь.

— Проклятая эмпатия, — буркнул богомол.

«Нет, не это я собиралась сказать», — подумала змея–дрон.

— Считается, что у нас, как у постлюдей, без эмоций потеряется смысл жизни. Также считается, что эмоции выступают стимулом, который позволит нам победить в войне, — объяснил богомол. — Чертовы статистики.

Большой дрон шаркнул передней ногой по полу, сдирая железную стружку.

— Ладно, сдаюсь. Я не понимаю.

— Отличная была идея — одарить ИИ завода–станции эмпатией и сознанием человеческой матери, чтобы он наверняка приглядывал за своими детишками.

Наконец забрезжило понимание. Цех 101 родил и продолжал рожать тысячи разумов — только чтобы тотчас же послать их на смерть. Своих детей. А еще он, по необходимости, убил всех находившихся на борту людей.

— Поэтому он и неисправен? — предположила Рисс.

— Неисправен, — фыркнул богомол, — слишком технический термин.

— Можешь найти получше?

— Угу. — Скрежеща жвалами, богомол повернулся к Рисс. — Цех Сто один спятил, чокнулся, с дуба рухнул, пересчитав по пути все ветки.

— А почему я не чувствую…

— Ну, ты же новенькая, — сказал богомол, — конечно, ты чувствуешь не слишком много.

— Меня только что сделали, — осторожно согласилась Рисс.

— А я тут ремонтировался. — Жвала перестали скрежетать. — А в твоем случае — стоит ли ждать слишком много в смысле совести и сочувствия от дрона–убийцы?

Змея–дрон подумала о совершенстве своего физического облика, предназначенного лишь для одной цели, и поняла, что и сознание ее столь же утонченно и специфично. Цех 101 тоже создавался совершенным производителем разумного оружия. Но никто не предполагал, что он когда–нибудь окажется в гуще боя.

— О черт, — сказал богомол.

В иллюминаторы сектора Бета–Шесть ворвался свет, яркий, словно сияние множества солнц. Мощный взрыв тряхнул стотридцатикилометровую станцию, как рука ребенка — подвешенную над кроваткой погремушку. Сектор перекосило, в стене появилась трещина в тридцать метров длиной. Рисс обнаружила, что куда–то летит, увидела, как мелкие дроны, кувыркаясь, разбиваются о поврежденную стену, увидела застывшего на месте богомола, вонзившего ноги в пол, на котором остались корявые борозды. Рисс попыталась получить информацию, одновременно стараясь вытащить из стены застрявший в железе яйцеклад.

«Данные недоступны».

В проемы ударил огонь, люк одного из шлюзов сорвало с петель и вынесло в космос. Тело сдавила тяжесть, что–то застонало, а потом все исказилось — Рисс сразу опознала ощущения, только принадлежали они той части ее разума, что абсолютно несопоставима с человеческой. Цех 101 совершил У-прыжок.

Цворн

Цворн ощущал силу и мощь и начал чувствовать нечто еще, когда зажили остаточные клеточные повреждения, пропущенные хирургическими приборами. Пересаженные ткани по–прежнему саднили, но боль лишь придавала блеск другим ощущениям, становившимся все острее и острее. Цворн резко повернулся навстречу появившемуся из своей каморки Врому, который нес громоздкий синтезатор органики с точным терморегулируемым пульверизатором и вентилятором наверху. Поставив прибор на пол перед Цворном, Вром поспешно попятился. Даже бесстрастный первенец чувствовал перемены в отце и понимал, что опасность лично для него возросла.

Цворн склонился над устройством, качнул новыми глазами на стебельках. Он добавил их после основной операции и жалел об этом, поскольку они, похоже, функционировали как–то неправильно. Осмотрев пульт, созданный для прадорских рук–манипуляторов, которые у него отсутствовали, он установил соединение через форс и свои контрольные приборы.

— Ну, расскажи мне о нем, — велел он, отчего–то не горя желанием включать штуковину.