Заводской район

Корзун так и не узнал в «старикашке» бывшего своего директора. Он заметил в беспорядочном общем течении направленное движение к стеклянной стене. Вдоль нее во всю длину зала был накрыт стол, и надо было занять места не слишком близко, но и не слишком да­леко от новобрачных. Корзун издали наметил два стула и, подхватив жену под локоть, устремился к ним. Они оказались у стола первыми, и хоть какая-то женщина громко говорила всем: «Сади­тесь, садитесь, товарищи, пожалуйста, садитесь», жена локтем при­жала руку Корзуна и шепнула:

— Погоди.

Тут вокруг задвигали стульями, и Корзуны сели. Грачев торопли­во обходил гостей за их спинами, около некоторых задерживался. Корзуну он положил руку на плечо и сказал полушепотом:

— Следить, следить, следить за рюмками, следить, вон там не налито, следить...

Совсем простым дядькой оказался Грачев. Однако голова у него — будь здоров. Ведь один только раз он видел Корзуна на совещании и, поди ж ты, запомнил. А Корзун не верил раньше, когда говорили, что директор помнит наизусть все заводские телефоны.

Начались тосты. Иные из них были похожи на речи, и тогда шеф-повар с середины стола кричал:

— Регламент!

Остряк... Грачев опять пробрался на другой конец стола, к моло­дежи, обнял сзади сколько сумел обхватить:

— Молодежь, а от вас никто ничего не скажет? Все мы, старики?

— Вот Костя у нас!

Поднялся обрубщик Климович. Этот здесь, наверно, как друг жениха или невесты. Невеста на другом конце стола даже вилкой по бутылке застучала, чтобы все стихли. Климович, понятное дело, вол­новался, волосы на лбу взмокли. Достал бумажку. Конечно, у Граче­ва все как надо организовано...

Я поднимаю свой бокал,

Чтоб явью для обоих стал

Высокий, светлый идеал

Любви и верности святой...

Стихи были длинными. Потихоньку снова стал усиливаться гул голосов. Шеф-повар не очень громко, но все-таки сказал:

— Регламент.

— Потише, товарищи,— сказал ему Корзун.

Между Костей и Корзуном сидели Брагины, соседом его был Ар­кадий. Хотя Корзун и относил Аркадия к самым безнадежным ин­теллигентам, разумея под этим племя хитрое и паразитическое, за столом он всегда настраивался доброжелательно к ближайшему сосе­ду и недоброжелательно к более отдаленным.

— Это шеф-повар,— объяснил он Аркадию.— Живет человек.

— Хорошо живет? — поддержал разговор Аркадий.

— Умеет.

Иронию Корзуна Аркадий не заметил и посмотрел на весельчака уважительно.

— Молодец, — продолжал Корзун.

— Молодец? — Аркадий счел себя обязанным порадоваться.

— Отчего ему не веселиться? Шеф-повар. Представляешь?

Жена дергала его за рукав.

— Нет,— сказал Аркадий, начиная представлять.

— Вот кого-нибудь поймают, посадят, ну и что? Семья обеспече­на, деньги припрятаны. Выйдет — поживет.

— Дайте слушать,— сказала Аня.

Утром она заметила пригласительный билет на холодильнике: «Что это?» — «Да так... Разве тебе хочется?» — «Никуда мы с тобой не ходим. Так закиснуть можно». А Аркадию-то казалось, ей доста­точно общения с ним.

Раз они здесь, глупо быть недовольным. Аркадий, вспомнив о своем решении быть всегда довольным, ласково дотронулся до плеча Корзуна.

— М-мм... Давайте послушаем.

— Больно уж длинные стихи подобрали.

— Подобрали? По-моему, он сам их сочинил.

— Это мой обрубщик Климович... А я так бы делал: попался, так вся семья отвечай — жена, дети, родители. Ведь знали же, пользова­лись... Тогда неповадно было бы.

Жена опять дернула его за рукав.

— М-мм,— сказал Аркадий, растерявшись.

— А по-твоему, что? Воспитывать? Довоспитывались. Меня дед ложкой по лбу воспитывал. Снимал штаны и воспитывал. Так я, между прочим, в двенадцать лет уже трудодни зарабатывал. И шко­лу окончил. А мне в школу пять верст надо было ходить. И, как видишь, вечерний институт осилил. И еще в это время младшую се­стренку кормил.

«Я не имею права насмехаться над ним»,— подумал Аркадий.

— Я не против воспитания,— продолжал Корзун.— Воспитывать тоже надо. Но одним воспитанием ничего не сделаешь.

— Конечно.— Аркадий обрадовался возможности согласиться.

— Все-таки сознание у людей еще.. Чего там скрывать. Я тебе скажу, Грачев — головастый мужик, каких мало, но при Васине по­рядка куда больше было. А ведь не скажешь, что он не воспитывал. Когда надо, он и воспитывать умел. Рассказывают, он как-то вызвал к себе пома по кадрам. Тот пришел, секретарша говорит: «Петр Сидорыч занят, просил подождать». Пом сел, ждет. Люди выходят из кабинета, входят, а ему все: «Просил подождать!» Так он четыре часа просидел! А потом ему Васин говорит: «Я специально тебе показал. Вот как ты народ ждать заставляешь». Это ведь тоже воспитание, верно?

— Конечно,— сказал Аркадий.— Это тоже воспитание.

Он все еще не внушил себе симпатии к Корзуну.

Выбрались из-за стола оркестранты, гости задвигали стульями.

Начались танцы.

С Лерой. кажется, все было в порядке. Костя Климович, скло­нившись, читал ей свои стихи. Все подряд. Лера опустила руки на колени и смотрела на них. Костя ей понравился, и теперь она стра­дала. «Но это пускай»,— подумал Аркадий.

Я — поэт. И может, оттого-то

Я хочу, чтоб прочным был металл.

Может, попадет моя работа

В Индию, увидит Тадж-Махал...