Завоеватель сердец

Третья колонна образовывала левый фланг. Ее возглавили Ален Фержан и граф Хайме де Туар, а составлена она была из бретонцев, жителей Ле-Мана, Пуату и земель по берегам притоков Рейна.

Дорога вела по склонам холмов, у подножия которых простирались болота Певенси. Солнце поднялось в зенит, поэтому мужчины обливались потом, а длинная вереница копий блестела словно железная змея, ползущая по тракту.

Когда они поднялись на вершину холма Телхэм-Хилл, впереди наконец показалось войско саксов. Нормандская армия, остановившись, устроила привал в тени огромных деревьев. Герцог проехал еще немного вперед в сопровождении графов Евстахия и Алена, чтобы разведать позиции англичан и местность, что простиралась между ними.

Гарольд водрузил два свои штандарта на противоположной высоте, являвшей собой узкий холм примерно с милю длиной, полого спускавшийся в долину Сенлака у его подножия. На самой вершине росла огромная, старая, раскидистая яблоня, подле которой развевался личный штандарт Гарольда – его стяг Воина[74]. С противоположной стороны долины нормандцы видели сверкание золотых складок знамени; рядом на фоне голубого неба рдел алый Дракон Уэссекса.

Казалось, весь холм сплошь усеян вооруженными людьми. Нормандцы, до рези в глазах вглядывавшиеся в него, принялись перешептываться: им казалось, что их поджидает целый лес копий.

– Слушай меня, граф Евстахий! – сказал Вильгельм. – Если Господь дарует мне сегодня победу, на том месте, где сейчас развевается флаг, я построю монастырь. – Герцог указал на другой край долины. – В этом я клянусь перед Богом и Фазаном.

Развернув коня, Вильгельм галопом поскакал к своим солдатам. Надев хауберк, он протянул руку и, приняв у оруженосца шлем, опустил его на голову, с опозданием сообразив, что надел его задом наперед. Заметив, что те, кто смотрел на него, сочли это дурным предзнаменованием, он со смехом воскликнул:

– Добрый знак! Мое герцогство превратится в королевство так же легко, как я сейчас переверну вот этот шлем.

К тому времени армия пришла в движение, рассредоточиваясь по склонам холма. Лучники выдвинулись вперед, за ними выстроилась шеренга тяжелой пехоты, а рыцарская кавалерия оказалась в арьергарде. Звякали конские доспехи; шипы и проволочные силки[75]

брызгали в глаза острыми лучиками света; над головами с треском реяли вымпелы и флаги.

Герцог, кивком подозвав к себе де Тони, протянул ему свое знамя.

– Неси его, де Тони, – сказал Вильгельм, – потому что я не могу не оказать тебе эту честь, ведь твоя семья исстари была знаменосцем Нормандии.

Де Тони подъехал вплотную к герцогу.

– Премного благодарен вам, монсеньор, за признание нашего права, но умоляю вас вручить свой стяг сегодня кому-нибудь другому! Сеньор, я прошу вас освободить меня от этой почетной обязанности всего на один сегодняшний день, поскольку намерен послужить вам в другом качестве и выступить против англичан в бою бок о бок с вами.

Герцог рассмеялся.

– Как пожелаешь, де Тони, – сказав это, он огляделся по сторонам, и взгляд его остановился на старом Вальтере Жиффаре. – Лорд Лонгевилль, – обратился к нему Вильгельм, – я не знаю никого более достойного нести мое знамя в бой, чем ты.

Но Вальтер яростно затряс головой и подал коня назад.

– Смилуйтесь надо мной, монсеньор, и взгляните на мои седины! – взмолился он. – Силы мои уже не те; я задыхаюсь. Да вот, возьмите хоть Тостена. Гарантирую, он будет рад.

Тостен Фитц-Рой ле Блан, рыцарь из Ко, зарделся и благодарно взглянул на герцога. Герцог Вильгельм протянул ему свое знамя. От волнения у Тостена перехватило дыхание, и он крепко стиснул древко.

Герцог же затем обратился к армии с короткой прочувствованной речью.

– Пришло время продемонстрировать мужество, которым вы наделены в избытке, – заявил он солдатам. – Сражайтесь как мужчины, и победа останется за вами, а в награду вы получите почести и богатство! Если же дрогнете и потерпите поражение, то погибнете все до единого или станете рабами для безжалостных врагов. – Голос его зазвенел, набирая силу. – Отступать некуда. С одной стороны нам противостоит чужая армия и враждебно настроенная страна; с другой – путь к бегству преграждает море и английские корабли. Но мужчины не имеют права бояться. Скажите себе, что для отступления пути нет, и вскоре сердца ваши возрадуются торжеством победы.

Свою недолгую речь Вильгельм закончил на уверенной ноте; Фитц-Осберн, теребивший в руках поводья, верхом подъехал к нему и в свойственной ему порывистой манере воскликнул:

– Монсеньор, мы и промедлили непозволительно долго! Allons! Allons![76]

Теперь уже и рыцари облачились в доспехи; воины перехватывали древка пик поудобнее и продевали руки в энармсы больших треугольных щитов; еще через несколько мгновений прозвучал приказ к наступлению, и шеренги двинулись вперед по склону холма.