Завоеватели

Подвальный этаж башни был ярко освещен факелами. Бьярни, разгоряченный и потный, обтирал ладонью лицо и торопливо рассказывал Хильзену:

— Напали на здание магистратуры. Самоубийцы какие-то…

— Ты не думаешь, что это может быть посерьезнее, чем просто самоубийство? — предположил Хильзен, морщась.

Бьярни поднял голову и с секунду пристально смотрел в бледное лицо молодого человека.

— Ты, конечно, умнее всех, Одо фон Хильзен, — сказал он язвительно. — Кроме тебя, конечно, думать никто не умеет…

Он обернулся и зло закричал на солдат, тащивших захваченных в плен неприятелей. Пленных было двое. Оба в неописуемых лохмотьях, залитых кровью и забрызганных грязью и снегом. Голова одного бессильно моталась, и Синяка видел два белых закатившихся глаз а на почерневшем лице. Солдат бросил свою ношу на пол.

— Осторожно, идиот! — взревел Бьярни.

Солдат посмотрел на командира ясными глазами (и Синяка узнал Хилле).

— Так он по дороге вроде как помер, — спокойно сказал Хилле и, не дожидаясь приказания, ухватил тело за ноги и поволок его прочь.

— Ну и дьявол с ним, — произнес Бьярни устало. — Ни черта вы не умеете. — Он возвысил голос: — И закопай его где-нибудь подальше!

— Ага, — сказал Хилле, и дверь за ним захлопнулась.

Второй пленник был еще жив. Норг и Тоддин привалили его к стене, чтобы Бьярни мог получше разглядеть его. Командир сунул факел в руки подвернувшемуся Синяке.

— Эй, кто там, посвети.

Пленник тяжело дышал. Его лицо было залито кровью и покрыто копотью. Но светлые глаза блестели лютой ненавистью. Бьярни поискал толмача и, не обнаружив, заорал, срывая голос:

— Синяка, черт бы тебя взял!

— Я здесь, — негромко сказал стоявший рядом Синяка.

Бьярни подскочил от неожиданности, однако довольно быстро взял себя в руки.

— Вечно шляешься неизвестно где, когда нужен, — сказал сердито и вдруг зевнул. — Устал я с вами, идиотами… Спроси этого ублюдка, сколько их и где они хранят оружие.

— Он не станет вам отвечать, — сказал Синяка. — Зачем зря тратить время? Шли бы лучше спать.

Бьярни поглядел на своего переводчика, и странная смесь раздражения и удивления мелькнула на грубом лице капитана.

— Ты себе не много стал позволять, а? — спросил он.

— Я сказал то, что думаю, — ответил юноша. — По-вашему, это много?

Бьярни вытащил пистолет и показал Синяке, что он заряжен.

— Я не собираюсь с тобой препираться. Если ты не будешь переводить ему мои вопросы, я пристрелю его на месте.

Синяка пожал плечами и обратился к пленнику.

— Это капитан Бьярни. Он спрашивает, сколько вас и где вы храните оружие.

— Будьте прокляты… — хрипло сказал окровавленный человек.

Бьярни, похоже, понял все без перевода.

— Там, в подвале, есть цепи, — сказал он, обращаясь к Норгу. — Не знаю уж, кого в них держали, но цепи хорошие, добротные, старые. Прикуешь его к стене. Веревки сними. А ты, — он повернулся к Синяке, — дашь ему воды. Не ровен час и этот сдохнет. Завтра поговорим. Остальным спать.

И затопал вверх, тяжело впечатывая каждый шаг в ступеньки.

Через полчаса Синяка спустился в подвал с кружкой воды и куском хлеба. В подвале было темно. Синяка вытащил из кармана огарок свечи, дунул на него, и во мраке затрепетал маленький огонек. Теперь Синяка мог разглядеть израненного человека, полулежавшего на каменном полу возле замшелой стены. Тяжелые цепи приковывали его к стене намертво. Одна свисала с обруча, охватывающего пояс, вторая держала руки.

Синяка поставил свечку на пол и присел рядом на корточки.

— Я принес вам воды, — сказал он. — А вот хлеб.

Цепи были такие тяжелые, что пленник с трудом мог двигать руками. Однако в хлеб впился с жадностью, а пил долго и шумно. Потом перевел дыхание и только тогда заглянул в освещенное слабым огоньком лицо Синяки. Смуглое, с ярко-синими глазами, оно было таким необычным, что пленник спросил:

— Ты кто такой?

Синяка не ответил. Врать ему не хотелось, говорить правду — тем более. Человек сказал:

— Ведь ты здешний, ахенский. Я угадал?

На этот раз Синяка отозвался:

— Верно.

— Мое имя Демер, — неожиданно сказал пленник. — Когда твои хозяева меня убьют, запиши его где-нибудь…

— Они мне не хозяева, — тихонько сказал Синяка.

Демер пристальнее вгляделся в поношенную одежду Синяки, скользнул взглядом по худым рукам и собрался было пожать плечами, но цепь помешала. Он устало привалился к стене головой. Синяка вдруг увидел, что он уже не молод.

— А кем вы были до осады, господин Демер? — спросил Синяка. Он думал, что Демер не станет ему отвечать, но тот отозвался сразу же:

— Купцом третьей гильдии.

— Значит, вы были богатым человеком?

— Можно считать, что так.

— Я всегда завидовал богатым, — признался Синяка.

— Почему? — равнодушно спросил Демер.

— Можно спать, сколько угодно, не нужно все время думать о еде, отдыхай, сколько влезет… — начал перечислять Синяка. — Есть время научиться читать, можно покупать красивые вещи…

Выслушав это простодушное признание, Демер усмехнулся.

— Быть богатым — тяжелая работа. Не такое это счастье, как тебе кажется. А купец — это почти разбойник…