Завораш (СИ)

Спитамен наблюдал, как медленно, словно во сне, лезвие на длинном древке поднимается в воздух.

Он вытянул перед собой руку с зажатой в ней сферой.

— Не знаю, что это, — сказал Спитамен, — Но оно явно тебе необходимо.

Единственное, чего он добивался — это выиграть немного времени.

— Вот, что, — говоря это, Спитамен сделал незаметный шажок навстречу лавочнику, став на ладонь ближе, — Я с удовольствием отдам тебе эту… Вещь.

В последний момент ему пришлось подыскивать подходящее слово, поскольку он действительно не знал, как называется то, что с таким рвением стремились отнять у него почти все.

Снизу донёсся сдавленный стон узника. Это подсказало Спитамену, как действовать дальше.

— Эй, — сказал он, — Я отдам тебе… это.

Он вновь сделал ударение на последнем слове, подчёркивая важность заключённого в кулак предмета.

— Отдам, если позволишь подняться по лестнице и выйти из магазина. Оставлю на столе у входа. Или, — Спитамен кивнул в сторону ямы, — Брошу туда.

Любому другому на месте лавочника было бы все равно. Однако как Спитамен начал подозревать, в нем было гораздо больше звериного, чем могло показаться на первый взгляд. Подобные модификации потому и запрещены, что накладывают специфический отпечаток на своего обладателя. И чем значительнее модификация, там более заметный след они оставляют.

Паук в центре паутины. Это была вовсе не фигура речи, символизирующая жадного до денег торговца. Это и в самом деле было так.

В гибриде было больше от животного, чем от человека. И подобно многим зверям в затруднительной ситуации, он действовал единственным доступным ему способом: замер.

Спитамен знал: сейчас все чувства паука сосредоточены на нем одном. Не поможет ни обманное движение, ни резкий выпад. Даже если бы у него оставались силы после стычки с узником, он не сумел бы противостоять человеку с алебардой наперевес. И будь оружие сколько угодно тупым за все столетия, что ему пришлось лежать без дела, удар стального лезвия будет весьма неприятным. А, значит, оставалось одно — убедить лавочника.

Снизу раздался очередной стон, а затем — поток цветастой матросской брани.

Наверняка матрос, подумал Спитамен. Подобран пьяным в одной из грязных подворотен Завораша. Вряд ли кто-то будет искать такого и уж точно никто не удивиться его внезапному исчезновению. В доках, куда сам Спитамен не раз являлся в поисках работы, люди приходили и уходили, и никто не интересовался их именами, скорее даже наоборот — никто не желал обременять себя подобным знанием.

— Вот, — сказал Спитамен, делая ещё один небольшой шажок навстречу лавочнику, — Забирай. А я поднимусь по этой лестнице и уйду. Клянусь, я больше никогда не войду в двери твоей лавки.

Даже для собственного слуха Спитамена все это звучало слишком фальшиво. Паук продолжал наблюдать за ним из-за стёкол своих темных очков.

— Так мы… договорились? Я просто выйду отсюда, хорошо?

Спитамен продолжал держать вытянутой руку с зажатой в ней сферой. И хотя сомкнутые пальцы мешали свету вырваться наружу, Спитамен каким-то образом ощущал, что тот стал ярче. Как тогда, когда он заглядывал в колодец, пытаясь разогнать тьму.

— Вот так, — Ещё один крохотный шажок. Руку Спитамен так и не опустил, — Ты же не против, верно?

Можно ли вообще договориться с пауком?

Как ни странно, Спитамен не испытывал горечи от того, что вынужден был умолять. Когда живёшь на улице, приходится делать вещи и хуже.

Интересно, что сказал бы его отец, видя, как сын унижается?

Скорее всего, отвернулся бы и прошёл мимо. Если что-то и оскорбляло чувства владыки нома, так это чьё-то бессилие.

Не потому ли Спитамен был изгнан из дома? Не изгнан, поправил он себя. Он ушёл самостоятельно. Никто меня не выгонял.

Увы, память и здесь подставила подножку. Перед глазами возник образ отца, указывающего на дверь.

Ушёл, конечно, на собственных ногах. Но ушёл бы, если бы не выгоняли?

К слову, сделать это оказалось не так сложно. Он-то считал, что уходит в большой мир, где сколько угодно белой смолы, развлечений и прочего… Теперь в прошлое канули даже те времена, когда собственное невежество казалось ему чем-то забавным.

— Давай сюда, — лавочник протянул руку.

В том, что конкретно ему было нужно, сомнений не оставалось.

Впоследствии Спитамен неоднократно думал, что же сыграло решающую роль. Возможно то, что гибриду пришлось ненадолго отнять руку от древка алебарды, в результате чего довольно увесистое оружие оказалось лишь в одной руке — левой. Или то, что незадолго до этого он вспоминал об отце и о том, как одним взмахом руки он разделил Спитаменову жизнь на «до» и «после». Сам он любил думать, что второе.

Сделав очередной шаг навстречу лавочнику, Спитамен разжал пальцы.

Свет сферы был настолько ярким, что казалось, в подвале вспыхнуло маленькое солнце. В тот момент, когда вспышка ослепила паука (даже несмотря на тёмные очки), Спитамен решил действовать.