Отшвырнув на постель и оружие, и покрывало, кинулась к столику с матовыми зеркалами.
Глава XII
Топот неподкованных копыт
— Вы, право же, поторопились отвергнуть столь интересное предложение, — сказал полковник Стахеев, в раздумье расхаживая по комнате. — Положительно, поторопились. Нас бы устроило как нельзя лучше, стань один из нас высокопоставленным сотрудником у Шорны. От вас ничего не стали бы скрывать, и вы узнали бы очень многое…
Тон был ничуть не укоризненный, но поручик все равно почувствовал себя виноватым. Торопливо сказал:
— У меня не было инструкций, никто о таком обороте дел и не заикался, пришлось решать самому…
— Успокойтесь, — махнул рукой Стахеев. — Претензий к вам никаких. Но вот что я вам скажу со всей определенностью: надо придумать какой-нибудь маневр, ненавязчиво дать понять, что вы передумали… Эта эпоха для нас крайне важна, Кирилл Петрович. Отсюда много полезного можно почерпнуть. У них есть великолепное оружие для поимки цвергов, о каком мы и мечтать не могли, у них есть целая библиотека книг цвергов, у них скопились интереснейшие архивы. Да мало ли что еще…
— И потом, тут чертова уйма заброшенных Черных Городов сохранилась, — добавил Маевский.
— Ну, не такая уж уйма, однако имеются… — полковник кивнул вполне благосклонно.
А это было странновато, учитывая ситуацию. Положительно, на полковника напал этакий либеральный стих… Импровизированный военный совет происходил в покоях Маевского, но сам штабс-капитан откровенно не соответствовал серьезности мероприятия: он, несомненно, еще не вполне опомнившийся после вчерашнего веселья, восседал за уставленным бутылками столом в распахнутом атласном шлафроке и, поэтически закатывая глаза, перебирал струны здешней гитары, не вполне похожей на привычную. Мало того, за время беседы в открытую употребил пару немаленьких стаканов розового вина — каковое поведение не встретило со стороны полковника ни малейшего неприятия. Хотя следовало ожидать разноса…
— Одним словом, мы собираемся здесь
— Я бы такого оборота дел не исключал, — сказал поручик. — Он, говоря со мной, всерьез волновался, хотя при его-то месте и должен владеть собой. Я полагаю, им крайне необходимы эти самые… карны.
— Неудивительно, — усмехнулся полковник. — Кто же знал, что вы
Он поклонился и вышел. Маевский забряцал по струнам погромче, ухмыльнулся:
— Налейте себе стаканчик, Аркадий Петрович. Ваше повышение, уж поверьте, стоит вспрыснуть. Не припомню столь быстрого карьерного взлета. Еще не закончив первое же путешествие, стать сеньором…
— Кем, простите? — спросил поручик, наполняя стакан.
— Это у нас такое словечко неофициально в ходу, — сказал Маевский. — Сеньор, изволите ли знать — это офицер, обосновавшийся в какой-то эпохе и ставший там чем-то вроде главного начальника
— А где он, если не секрет?
— Да какие от вас-то секреты, — беззаботно сказал Маевский. — Вторая половина двадцатого столетия.
— И… как там все? — жадно спросил поручик.
— Долго рассказывать. Вернемся, посидите в библиотеке. Там все есть, — он фыркнул. — Однако, обрядили вас…
Поручик окинул себя сердитым взглядом. Наряд, в который его категорически просил облачиться Шорна, напоминал то ли шутовской балахон, то ли маскарадный костюм: одежда пошита из ярчайших тканей (алый камзол, ослепительно синие штаны, желтые сапоги, зеленый кушак), мало того — и дурацкие золоченые наплечники, и золотое шитье одежды покрыты россыпью разноцветных камней. Быть может, и не драгоценных, но ограненных так, что они отражали свет, будто зеркала. Даже здесь, в комнате с задернутыми портьерами, угодив в проникший меж ними солнечный лучик, поручик весь форменным образом вспыхивал мириадами огней. Хорошенькая картина будет на солнышке…
— Шорна говорил, что это необходимо, — сказал он, словно извиняясь. — Он говорит, кентавры — варвары, дикари, и на них производит большое впечатление именно такая пышность… К людям в одежде попроще относятся без всякого почтения.
— Ничего нового, — фыркнул Маевский. — На наши низшие классы точно так же производят ошеломляющее впечатление золотые погоны и сверкающая кокарда да и повсюду так… К кентаврам, стало быть, летите? Завидую, честное слово. Захватывающие, должно быть, будут впечатления. А мне, грешному, предстоит пошлое застолье…
— Как это?