Завороженные

Он невозмутимо отвернулся и направился прочь, так что поручику пришлось последовать за ним. Отойдя на достаточное расстояние, он спросил:

— А там, в ущелье, и правда…

— Ну конечно, — сказал Шорна. — Туда слетелось множество знающих людей, исследования продолжаются… Абсолютно непонятно пока, что это за штука, как она работает и для чего… но она работает. Беспрестанно. Нечто настолько непонятное… Ничего. Пройдет несколько дней, и он заговорит. Обязательно. А в том, что он имеет отношение к установке, я не сомневаюсь — не верю что-то в совпадения. Не случайно там, где разместилось непонятное устройство, отирался необычно могучий цверг… Я сейчас отправлюсь докладывать императору, его величество велел, чтобы его ежечасно ставили в известность о положении дел. А вы чем будете заниматься?

— Не знаю пока, — сказал поручик. — Поручений от начальства у меня на завтра нет.

— А что касается моего предложения… Вы, часом, не передумали?

— Как вам сказать… — протянул поручик, чуточку стыдясь собственного лицедейства. — Не то чтобы передумал… Но продолжаю раздумывать… Может, я и поторопился с отказом…

В блекло-зеленых глазах Шорны вспыхнула нескрываемая радость:

— Я никоим образом не собираюсь на вас давить, — сказал он со всей мягкостью, на какую, видимо, был способен. — Не по доброте душевной — откуда она у меня… Я просто-напросто прекрасно знаю, что карн по принуждению служить не может, простите за прямоту… Подумайте как следует. И, как я уже говорил… — он вздохнул, — немедленно сообщите мне, если что-то новое как-то почувствуете. Мы, как-никак, союзники теперь. И я вам признаюсь откровенно: не то чтобы я чего-то боялся, но на душе тревожно. Терпеть не могу, когда непонятностей слишком много — а они пошли буквально вереницей, чередой, косяком. Необычно могучий цверг, да вдобавок, что гораздо хуже, обнаружились сразу два работающих

устройства цвергов, чего не бывало сотню лет. Оружие у кентавров… Нападения на мамонтов… Странный исход этих самых мамонтов… Слишком много загадок. И никакой конкретной угрозы, что в данных условиях, думается мне, хуже всего: ничего из этого не может быть просто так. Все должно иметь какой-то смысл. А если добавить, что у цвергов не имеется никакой другой цели в жизни, кроме как пытаться сжить людей со света…

Он выглядел сумрачным, не на шутку подавленным. Пожалуй, не стоило сейчас говорить с ним о странных ночных кошмарах и ощущениях общения с мамонтами — это-то явно не имело никакого отношения к главному противнику и напрасно отняло бы у Шорны время…

Глава XIII

Самый короткий день

Вынырнув из кошмара, из бескрайнего мрака, усеянного колючими огоньками звезд, он полежал какое-то время, унимая расходившееся дыхание, колотящееся сердце. Открыл глаза, огляделся.

Судя по проникавшему сквозь щель в незадернутых портьерах солнечному лучику, уже рассвело и время довольно раннее — лучик упирался аккурат в дальний столбик балдахина, поручик уже успел привыкнуть к своей спальне во дворце и тому, как ее освещает солнце на протяжении дня. Обжился, можно сказать…

Он лежал в полном одиночестве, в ворохе тончайших простыней, приятно пахнущих духами Элвиг и ее свежей кожей. Нахмурился: простыни оказались влажными. И в прошлые рассветы просыпался, покрытый испариной (что ему абсолютно несвойственно, всему виной назойливый кошмар) — но сейчас простыни оказались едва ли не мокрехонькими, неприятно холодили тело. Сердито отодвинув ком влажной ткани в сторону, он отправил туда же выдернутую из-под головы подушку — и кружевная наволочка была влажной, лоб до сих пор мокрый, волосы слиплись от пота. Крепенько же его на сей раз прошибло

— хотя кошмар совершенно не изменился, в точности повторял все предыдущие. Вот только на сей раз смертная тоска, отвращение и еще целый ворох каких-то не запомнившихся, но, несомненно, отвратительных ощущений оказались столь сильны, что его, взмокшего от пота, из кошмара прямо-таки вышвырнуло …

Ну вот что прикажете с этим поделать?

Послышались уверенные шаги, вошла Элвиг, уже одетая, в расстегнутой рубашке, без ожерелья, камзола и пояса с оружием.

— Проснулся? — воскликнула она весело. — Утро такое чудесное, деревья в парке словно светятся изнутри, каждый листочек — чистейшая зелень…

Настроение у нее, сразу видно, превосходнейшее — а впрочем, поручик ни разу не видел ее грустной, разве что после приснопамятного разноса, учиненного Шорной.