Завсегдатай

Я отошел, чувствуя легкий озноб, и смотрел не на Карахана, который мог подойти сзади, а на Бобошо, видел, как он вынул часы, глянул с таким выражением: пора! И я сразу услышал шум поезда, легкую суету — каждый занял место возле своей лошади.

Я тоже, как и все, ждал, глядя наверх и не мигая, делал вид, что больше всех волнуюсь, хотя, признаться, мне было наплевать на их товар — там, где проходил сейчас поезд, прислушиваясь к стуку колес, ждала меня Савия.

И должно быть, оттого, что мне стало безразличным все вокруг, я первый и понял, что случилось, когда поезд ушел. Другие стояли не веря, не понимая, Кара-хан и Норбай даже побежали вперед, к самому обрыву, и махали руками в отчаянии, хотели подняться наверх, но скользили.

Бобошо был бледен, я впервые видел его таким растерянным, он отвернулся в тот самый момент, когда нервное, пробежав, исказило его лицо до безобразия.

— Выходит, и сегодня не вышло, — прошептал он, следя за тем, как мы, окружившие его, ведем себя. — Значит, завтра, третий и последний день. Клянусь вам, мужики… — Наверное, Бобошо понял, что слишком уж жалко оправдывается, выдавая растерянность, потому так резко повернулся и пошел к фургонам, рассуждая трезво и холодно: — Сегодня какой день, Сабах?

— Ты ведь сам сказал: второй, — ответил Сабах нехотя. — Или ты это говоришь для хитрости, как твой… — Он не договорил, наверное, не хотел произносить мое имя, даже оскорбляя, — так я был ему ненавистен.

— Запомни, Сабах, я вас брал сюда на три дня. Третий день еще не настал. — И вдруг Бобошо в сердцах ударил плетью лошадь, которая потянулась к нему мордой, чтобы обнюхать: — Подтянитесь! А ты, Ахун, вернешься с нами и проведешь остаток ночи не в объятиях, а в сырой, вонючей гостинице!

И еще он сказал мне доверительно: «Что ты за человек?! Все время собой озабочен… Этим ты меня подводишь…»

Что ж, остроумно вышел Бобошо из положения, все вокруг захихикали, дергая плечами, Дауд, как я и ожидал, пожелал узнать от меня кое-какие подробности, но я сделал обиженный вид и молчал до самой гостиницы, наивно думая, что, приняв такой маленький укол от Бобошо, я отвел от себя более чувствительные удары Сабаха и Карахана.

Но едва мы зашли в комнату Бобошо, как Карахан стал у двери, заслонив ее, а Сабах прямо-таки истерично замахал руками:

— Ответь, Бобошо, этот твой сумасброд получит равную с нами долю?!

— Разумеется, тысячу рублей, — спокойно ответил Бобошо. — Сядь, я с ним сам поговорю…

Не знаю, что вывело из себя Карахана, то ли спокойный тон Бобошо, то ли названная им сумма, он отбежал от двери и двинулся к столу, заикаясь:

— Он молочниц обнимает… дышит воздухом! Запри его, Бобошо, а меня поставь караулить!

— Почему ты не сказал о постовом? — перебил Карахана Бобошо и встал.

Как ни было тяжело и гнусно слышать все это, я еле сдерживал себя, чтобы не послать их всех к чертям с их делом. Бобошо, видимо, это чувствовал, потому говорил примирительно, особенно не нажимая, только это меня еще подбадривало.

— Мне хотелось самому вызволить, без лишнего шума. С помощью Шайхова. Ведь мы зашли к тебе с тем птицеловом? Признайся? — Ко мне снова возвращалась моя всегдашняя уверенность в том, что обведу я их вокруг пальца, одной лишь игрой воображения, которая, я уверен, поубедительнее их тупой логики и здравого смысла.

— Да, он заходил, — сбавив тон, пояснил Карахан, обращаясь почему-то не к Бобошо, а к Сабаху, с которым, видимо, тайно сговорился проучить меня.

— И тебя выпустили? — продолжал я воодушевляться. — Без угроз и допросов? Ты ведь вот сидишь, Карахан, напротив, или тебя нет, глядишь тоскливо из-за решетки?

— Да, здесь я, о чем ты?! — испуганно пробормотал Карахан. — Он не в своем уме…

— Иногда достаточно зайти к постовому с влиятельным лицом, а не поднимать шум и натравлять всех вас. Что ему Норбай промычит? А Сабах, он одним своим видом набавит срок. — Я был так уверен, что подавил их, рассмеялся: — Радуйся свободе, Карахан…

— Они ушли с профессором, постовой выходил, возвращался, пил чай, ни о чем меня не спрашивая, потом глянул и сказал: «Иди!» — Удивляясь тому, как мирно решилось его дело, говорил Карахан.

— Шайхов пошел в гости, а я, уверенный, крепко заснул, — сказал я миролюбиво: — Вечером прогулялся, не без приключений, конечно. — Вот все, чем я мог удовлетворить любопытство Дауда, но и этого признания было достаточно, чтобы в такой пошлой мужской компании разрядить обстановку.

Бобошо сделал вид, что поверил моим рассказам о постовом и о том, как мы вызволили с Шайховым Карахана, и устало махнул рукой, лишний раз, наверное, удивившись тому, как я могу невозмутимо изворачиваться.

— Только не увлекайся… — сказал он, и я не понял, имеет ли он в виду мои любовные похождения или страсть воображать то, чего нет.