Завтра были письма

Майер рассказывал о профессиональных навыках своей жены взахлеб и с восторгом, так же восхищался способностью своей Клаудии выглядеть потрясающе, используя только один цвет. Черный.

– Вы знаете, фрау Карелина, моя жена исключительно талантливый художник. Исключительно. С ней работают крупные банки, она оформляет офисы и дома банкиров. У нее идеальное чувство меры и стиля. А как она одета! О! Причем никогда и ничего не покупает. Только обувь. Все остальное шьет сама. И шляпы, и сумки, и пальто. Угу! – Майер опять многозначительно кивнул.

Слава слушала его, уже устав держать рот растянутым в постоянной улыбке. Но раз она у тебя вся такая уникально стильная, почему ты сидишь сейчас со мной?

Ответ не заставил себя ждать.

– Мы с ней уже давно просто друзья. Детей она иметь отказалась, для нее дети – это ее работы, ее творения. Клаудия растворяется в своем творчестве целиком, оно ее поглощает. Там нет места ни для детей, ни для меня. Только она и ее работа. Даже за нашей кошкой ухаживаю я.

– У вас есть кошка?

– Да, мы с женой ее обожаем.

– И как ее зовут?

Майер опять хмыкнул.

– Кошка! А как еще можно звать кошку?

Действительно, странный вопрос. Нужно было спросить: а чего это его зовут Норберт? Можно же просто – мужчина. Но, значит, и его Клаудию устраивает то, что пушистое и родное ласковое домашнее существо слоняется по дому без имени.

Имя для Славы значило очень много. Свое имя, ясное дело, она не любила, ей никогда не нравилась эта немного нескромная идея родителей так ее назвать. Слава! И теперь соответствуй всю жизнь. Поэтому любую появлявшуюся игрушку она тут же называла. Кукол, мишек, зайцев. Обязательно должно было быть имя. А как же без него? А тут живое существо у четы Майеров много лет обходится без имени. Вот ведь люди. Одно слово – иностранцы.

За тем их первым совместным ужином Майер говорил много, постоянно держа Славу в напряжении. Она никак не могла уловить, кто перед ней сидит – успешный бизнесмен, который устал от одиночества (жена постоянно в своих проектах, детей нет и уже не предвидится, сам уже немолод, дома его ждет только безымянная кошка), или высокомерный сноб? Костюмы на заказ, да и рубашки сшиты в ателье в Мюнхене. Галстуки «Миссони» или «Бриони», машины только с кожаным салоном. То есть все высшего качества, все имеет свою цену, все обязательно по индивидуальному, специально для него разработанному заказу. И даже не просто хороших фирм, а самых продвинутых. Особенно поразила Славу информация о рубашках. Ну их-то зачем на заказ?! Что тут особенного?!

Она не выдержала и задала мучивший ее вопрос.

– Ну что вы?! А материал? А форма воротника?! А манжеты?! И потом, цвет ткани. Вы знаете, как важен правильно подобранный белый цвет?

Действительно, о чем это она. Белый цвет ведь еще и подобрать нужно. У Славы разболелась голова.

И жена у него вот такая вся индивидуальная. Изысканная, утонченная… При чем здесь Слава? Слава уж точно не подходит ни по каким критериям. Можно сказать, она девушка из массовки. Зачем тогда они здесь?

Ах, ну да, по работе. Она совсем забыла, что это ей понравился господин Майер. Она сама пригласила его в эту командировку, а он вот решил ее немного подкормить и рассказать про хорошие манеры. Старая как мир история про Пигмалиона и Галатею.

С другой стороны, Слава Карелина очень хорошо знала немцев, их закрытость, чопорность, а здесь столько откровенности, столько нежности. Глаза господина Майера при разговоре нет-нет да и увлажнялись, и он беспомощно моргал через толстые линзы красивых очков в роговой оправе.

– У меня никого нет, вы понимаете, фрау Карелина, никого. Была большая дружная семья, я – самый младший, сестра старше меня на пять лет, а брат – на семь. Всегда на Рождество встречались у родителей. Святой праздник, хорошая традиция. Мама много готовила, обязательно красиво наряжала елку, с веселыми огоньками. Игрушки сохранились еще из ее детства. Сколько себя помню, всегда обожал это священнодействие. Двадцатого декабря отец приносил с чердака огромную коробку и ставил перед мамой. Мы, дети, стояли рядом, не шелохнувшись. Открывать коробку обязательно должна была мама. Она убирала верхний слой ваты, а под ним в аккуратных коробочках лежали игрушки. Тут были и стеклянные, и из папье-маше, длинные разноцветные гирлянды, яркие фонарики. Мама садилась в большое кресло, по очереди каждому из детей выдавала по игрушке, и мы вешали их на елку, устанавливаемую папой всегда в одно и то же место, в углу рядом с камином.

Майер задумчиво поглядел на Славу. Она завороженно слушала живой рассказ, который никак не вязался с «Миссони» и «Бриони».