Завтра может не быть

Адрес Чигаревых могли не сообщить в «Мосгорсправку» по той причине, что те принадлежали к номенклатуре – как закрыта была информация по отчиму Вари (и, значит, всей его семье). Хотя, казалось бы, кто такой он, этот отчим! Всего-то начальник хозяйственной части – правда, в мощном почтовом ящике.

Но, скорей, Чигаревы просто не зарегистрированы в Москве – так же, как Кордубцевы. Да, об этом стоит подумать. Ведь если в семидесятые годы Чигаревы проживали в подмосковном городе, работали на тамошнем ММЗ, прописаны были в одном доме на Новомытищинском проспекте – значит, есть шанс, что и в конце пятидесятых они обретались там же.

В Советском Союзе с социальной мобильностью дела обстояли плохо. Доблестью считалось тридцать-сорок лет пахать на одном предприятии. Прописка заставляла сидеть и не рыпаться – выпишешься из Москвы или Ленинграда – назад не вернешься. Вдобавок очереди на жилье, в которых стояли десятилетиями, надо принимать во внимание. Уедешь – назад в «хвост» не впишут.

Короче, надо снова ехать в Подмосковье.

Данилов сам себя убедил, что на вокзале ему показываться не след: слишком много там шарящих глазками постовых, а у него даже документов никаких не имеется. Решил доехать до станции «Мир»[36]

, где неподалеку была его квартирка. На деле хотелось ему еще кой-чего совершить, возможно, более опасного, чем появление на площади трех вокзалов.

Но, слава богу, никто на Данилова внимания не обращал, менты не докапывались. Через двадцать минут он благополучно вышел на «Мире» и вскорости вошел в свой собственный двор, где полтора года назад, заделавшись помощником Хрущева, получил отдельную квартиру. Ничего здесь, во дворе, не изменилось, а с соседями он намеренно никаких контактов не поддерживал, поэтому вряд ли бы его хоть кто-то узнал и радостно воскликнул: «Сколько лет, сколько зим!»

А вот и то, ради чего он сюда отправился: его родненький «москвичок». Стоит себе, миленький, на том же месте, как он оставил его в феврале, когда арестовали. Весь запыленный, грязный, заваленный почками и листьями от отцветшей березы. Два баллона из четырех слегка спустили. Но времена, когда в СССР стали воровать с машин колеса, зеркала и «дворники», еще не начались. Стоит себе «Москвич» нетронутый – может, статус хозяина, работника ЦК, давал автомобилю охранную грамоту?

Всегда Алексей, начиная со своей самой первой тачки, алой «копейки»[37], нежные чувства к машинам питал. Тогда же и научился вскрывать двери без ключа да заводить их. Пару раз случалось – забывал ключи или терял, а ехать надо. Слава богу, советский автопром, в отличие от нынешних иномарок, по этой части был податливым.

Заранее, еще в Вариной квартире, он захватил нитки, проволоку, стамеску, гаечный ключ. И здесь, у своей машинки, быстренько изобразил из нитки петлю, просунул ее сквозь уплотнитель водительского стекла. У «четыреста второго» «Москвича» (как у былой «копейки») в окне водительской двери имелась форточка. Он попытался зацепить ниткой запор, закрывавший ее изнутри. С третьей попытки удалось. Дернул, и запор открылся. Он нажал на форточку, просунул в нее руку и отпер дверцу.

Проник внутрь, сел на водительский диван. В сущности, он ничего противоправного не совершает – просто пытается завести собственную машину. Правда, документов у него на нее нет, равно как и любых других. И вообще он, наверное, находится в розыске. Но об этом лучше не думать.

Никаких «секреток» и сигнализаций в машине у него не было – время для них придет в Советском Союзе только в семидесятые. Данилов выдернул из замка зажигания контактную группу, замкнул стамеской два плюсовых провода. Дернулись стрелочки приборов, загорелись лампочки. Слава богу, аккумулятор если и разрядился, то не фатально. Данилов немного подкачал бензинчик педалью, вытащил подсос. Снова соединил проводки, и дых-тых-тых – мотор завелся! Вот он, могучий советский автопром – в двадцать первом веке полностью утраченный! Не подводит!

Данилов осторожно выехал со двора на боковую улочку. Пока решил на проспект Мира не соваться.

Как свернул с проспекта, городской пейзаж немедленно сменился. Это вообще характерно было для Москвы пятидесятых: вылетные магистрали (как их станут называть через полвека) украшались мощными, высотными домами, а отъедешь чуть в сторону, там деревенские избушки кособочатся, двухэтажные деревянные сарайчики, с удобствами на заднем дворе и водой из уличных колонок. Так и здесь – по улицам Маломосковской, Новоалексеевской. Но вот новость, еще в феврале такого не было: к северу за патриархальными, деревянными уличками громоздятся десятки кранов. На будущей улице Кибальчича и Ракетном бульваре, сообразил Алексей, возводят пятиэтажки, которые шестьдесят лет спустя новое городское начальство возьмется сносить по программе реновации.