Завтра наступит, я знаю

Словно отвечая на её мысли, в зале тренькнул телефон. Стационарный, оставшийся ещё от прежних хозяев квартиры. Регина тогда не хотела платить за новый номер, но подумала – и хозяйственная жилка в ней взяла верх. Абонплата при её заработке составляла сущие копейки, так что пусть аппарат стоит, не жалко… Иногда и пригождался. Вот как сейчас…

Она сняла трубку. Наверняка трезвонит Жанка, у неё единственной из подруг номер не только мобильного, но и этого телефона.

– Слушаю.

В трубке раздался всхлип.

– Сволочь ты, Ринка, какая же ты сволочь… Сучка недорезанная, это всё из-за тебя!

Она так и села, где стояла, прямо на пол.

– Кто это? Вы что, с ума, что ли, сошли?

– Сука ты, Ринка, – видимо, взяв в себя в руки, холодно и зло повторила неизвестная. – Он умер, слышишь? Из-за тебя! От тебя уезжал, не знал, как отвязаться! Ну, трахнулись вы с ним разок на стороне, ну, добилась ты своего, а так-то зачем? Оставила бы его в покое, глядишь…

– Я не пони…

И вдруг волна ужаса нахлынула на неё. Она узнала.

– Марина, ты что несёшь? Что ты несёшь, а? Я только из больницы, десять дней там отлежала, как я могла с кем-то трахаться? Ты что себе навыдумывала? Ты меня слышишь? Что, с Игорем что-то случилось, да?

– Он умер… – безжизненно повторила Маришка Никитина, бывшая одноклассница, бывшая лучшая подруга, однажды умыкнувшая у неё парня, но, вроде бы, давно прощённая и забытая.

– Что происходит? – тихо спросила Регина. Даже не у той, что звонила – у себя. – Марина, я, правда, только сейчас верну…

– Ты всё врёшь, а он умер. Будь ты проклята! Не смей даже приходить на похороны, слышишь? Чтоб я тебя завтра не видела! Да чтоб ты вообще сдохла!

И гудки, гудки, гудки…

Она осторожно дотянулась до верха тумбочки, положила трубку, не вставая. Ноги вдруг сделались какими-то неживыми. Трубку-то положила, а руку не убрала, так что, когда раздался новый звонок, лишь вздрогнула, сжала её крепче и подняла вновь.

– Да?

– Ой, Ринка! – выдохнула Жанночка-Жанетта-Жанка, балаболка, добрейшей души существо, хоть и легкокрылое и легкомысленное, несмотря на возраст, но наивернейшее. – Ты уже дома, да? Ой, я дура; раз с этого телефона отвечаешь, то конечно, дома… Прости, что не встретила в больнице: такие пробки из-за снега, что не успела. Я сейчас приеду, я скоро! Ты не выходи никуда, я и в магазин забегу, и всё, что нужно, возьму, не дёргайся! Я…

Она тараторила без устали, но чувствовалась в её бодрости какая-то фальшивая нота. Должно быть, говори они сейчас в живую, без посредства проводов и волн – старательно отводила бы глаза в сторону, лишь бы не смотреть, лишь бы себя не выдать…

– Ты при деньгах? – наконец отмерла Регина. Надо было бы сразу спросить про Игоря, но, боясь услышать ответ, она прикрылась другой темой, нейтральной.

Жанна с облегчением выдохнула:

– Ну конечно! И с картой! Что купить?

– И при паспорте? Слушай, загляни по дороге в салон, купи мне какой-никакой простенький телефон с симкой, а то я все старые повыкидывала, а свой потеряла. Сделаешь?

– Конечно! Жди, я уже рядом!

…Потом они с Жанкой пили, наконец, чай с «Прагой», Регина то и дело осаживала подругу, порывавшуюся, на манер бабы Шуры, то поддержать её под локоток, то что-то сделать самой. И, наконец, не выдержала.

– Жанночка, погоди ты о работе. Это я и сама узнаю, когда выйду. Ты вот что скажи: что там, у Никитиных случилось? Мне Марина звонила и как-то странно себя вела…

Запнулась.

Подруга переменилась в лице.

– Рина, ты только не волнуйся…

– Да я не волнуюсь. – А у самой аж горько во рту стало от ожидания. – Давай, говори, не тяни.

– Игорь… вчера разбился. Насмерть. Ехал в ночь от какой-то бабы, дорога ледяная, видимости никакой – метель же, сама помнишь. Ну и вынесло его на встречку, прямо под внедорожник. Оба всмятку, МЧС растаскивало. Обоих, говорят, из машин выпиливали… Ой!

Она зажала рот и уставилась на Регину круглыми глазами.

– Ужас, – сказала та потерянно. – Просто ужас. Трое детей остались, мать больная… Маринка по нему всегда с ума сходила, каково ей теперь…

Запнулась, вспомнив давешний звонок. И как-то отстранённо подумала, что жена Игоря, ревнивая как чёрт, скорее всего, приняла её за ту самую бабу, от которой возвращался муж. Ну да, был у Марины когда-то повод ревновать: лет двадцать назад. Но потом-то! С чего она так взбеленилась?

Впрочем, с женщины в её состоянии что возьмёшь? И Жанке, пожалуй, о её наезде знать не нужно.

Кажется, былое безразличие опутывало её вновь. Или это подсознание защищало, смягчая шок от смерти когда-то близкого человека? Шут его знает. Но на какое-то время она вновь почти погрузилась в милосердный туман забытья…

– Рин, а тебе его совсем-совсем не… ну, не жалко?

Вздрогнув, она очнулась и увидела в глазах подруги чистое детское недоумение, даже растерянность.

– Да как же не жалко, – вздохнула Регина. – Столько всего между нами было… И первая любовь, как-никак, такое не забывается. Жан, ты на меня не смотри так, я, кажется, ещё под успокоительными. Там, в больнице, чем нас только не пичкали. Рыдать потом буду, дня через три, когда отойду.