Завтра ты умрешь

– Я бы повесилась, – сообщила она тигренку-талисману, болтавшемуся под ветровым стеклом, – да не могу – вечером на работу. Ну теперь я точно отомщу! А ведь, кажется, за пять лет можно было узнать человека…

Глава 11

В приемной психиатра так крепко пахло свежемолотым кофе, что Генрих Петрович, как правило не обращавший внимания ни на какие запахи, кроме аромата своей трубки, удивленно принюхался, переступив порог комнаты.

– Юлия Львовна, хорошо бы проветрить. – Он открыл дверь в гардеробную и повесил на плечики плащ. – Через полчаса придет клиент. Сами знаете, у людей разные вкусы.

– Знаю, к сожалению, – проворчала верная секретарша, распахивая окно и ежась от потока свежего воздуха. – Вы слишком много думаете о чужих вкусах, вот мое мнение. Чашечку кофейку?

Генрих Петрович подошел к аквариуму и, постучав согнутым пальцем по стеклу, благодушно засмеялся:

– Удивительное самомнение у этих рыб! Они смотрят на тебя, как на низшую форму существования, и самое интересное, им постепенно начинаешь верить!

– Ну, этим рыбам было у кого научиться. – Юлия Петровна по-прежнему была не в духе. Подав патрону крохотную чашечку кофе, она уселась за свой стол и демонстративно раскрыла журнал посещений.

– Вы Михаила Юрьевича имеете в виду? – Психиатр сделал глоток и отставил чашку в сторону. – Вам же нравился этот подарок!

– Подарок замечательный, кто спорит! – Женщина перевернула страницу. – Я привязалась к рыбкам. За пять лет они стали для меня личностями. Спасибо ему большое, вашему банкиру.

– Юлия Львовна, что с вами нынче? – Психиатр подошел к столу и присел на край, отодвинув бумаги. – Не с той ноги встали?

Та упорно разглядывала записи в журнале. Генрих Петрович протянул руку и закрыл его:

– Дайте сюда! Объясните, в чем дело?

– Я вам удивляюсь. – Женщина по-прежнему смотрела в сторону. – Похоже, вы очень довольны тем, что происходит. Будто сами себе добра не желаете! Вас же умоляли вернуться, это прекрасное место, пять лет у вас не было необходимости принимать клиентов…

– А у вас не было необходимости терпеть их в своей приемной! – Генрих Петрович, усмехаясь, положил журнал на место. – Жалованье шло то же, а работы – только отвечать на телефонные звонки двух-трех постоянных пациентов. Все это чудесно, милая Юлия Львовна, с одним небольшим «но» – никто не умолял меня вернуться.

– Михаил Юрьевич хотел, чтобы вы приехали, я тому свидетель! Вы сами устранились, потому что там появилась эта женщина! – упрямо заявила секретарша. – А девочки очень нервные, у них плохая наследственность по линии матери, и без вас они не обойдутся! Зачем было уезжать? Или мадам Банницкая номер два была против вашего присутствия?

– Ну, она слишком умна для того, чтобы открыто выражать неприязнь, а я уже не так молод, чтобы бороться за место под солнцем… – Генрих Петрович встал, залпом допил кофе и взглянул на часы: – Я иду к себе. Никто не звонил?

Секретарша раздраженно мотнула головой и, когда психиатр скрылся в своем кабинете, пробормотала:

– Снова эта каторга, как пять лет назад! А он улыбается! Пять-шесть пациентов в день, к вечеру просто хочется броситься на кого-нибудь… А он будто по ним соскучился! Не понимаю!

Прием пациентов шел в обычном рутинном ритме. В начале каждого часа являлся очередной страждущий, через сорок минут покидал кабинет психиатра, затем следовал двадцатиминутный перерыв – Генрих Петрович пил кофе и просматривал записи перед свиданием с очередным пациентом. Юлия Львовна, надев профессиональную маску обреченной страдалицы, все более измученным голосом отвечала на телефонные звонки и, перелистывая журнал, с грустью убеждалась, что имя ее патрона по-прежнему популярно – свободных часов приема не было уже на три недели вперед. «Все, как десять лет назад, когда он только начинал частную практику! – Она с трудом сдерживалась, чтобы не затопать ногами на очередного клиента, ожидавшего в приемной своей очереди. – Как я тогда боялась, что ничего у него не выйдет, народ к нему не пойдет, что зря он оставил место на кафедре, преподавательскую деятельность, а я… Ну я была только методистом, а все же и мне было страшновато! Ушла из МГУ – есть что терять! И как я радовалась, что у него заполнены все приемные часы, что к вечеру он выползает из кабинета совершенно никакой и приходится отпаивать его таким крепким кофе, что в нем ложечка стоит! И так пять лет, конвейером, пока не появился этот подарок судьбы – банкир с сумасшедшей женой! Нет, так может повезти раз в жизни!»

К шести часам вечера секретарша окончательно утратила способность радоваться жизни – приемные часы были расписаны на месяц вперед. Положив нагревшуюся трубку, она поднялась из-за стола, чтобы отпереть последнему на этот день пациенту – в дверь нетерпеливо звонили. Генрих Петрович уже минут пять ожидал у себя в кабинете.

– Добрый вечер, – несмело произнесла молодая женщина с закрученными на затылке косами. – Такие пробки, я опоздала… Извините!