Завтра в тот же час

Выйдя из больницы, Элис всегда писала матери: «Папа норм. Без изменений, это же неплохо?» Серена присылала в ответ красное сердце и радугу, обозначив, что она прочитала слова и что ей нечего добавить. И никаких дополнительных вопросов. Казалось, так нечестно – снять с себя всю ответственность, просто потому что вы больше не состоите в браке, хотя развод, разумеется, именно это и предполагает. Они ведь разведены уже намного дольше, чем были женаты, – почти в три раза, подумала Элис, произведя в голове вычисления. Ей было шесть, когда на ее мать снизошло озарение и она сообщила им, что у нее случилась самоактуализация разума или даже что ей явилась сама Гея – она не знала точно, что именно, но зато знала наверняка, что она должна уйти в пустыню и присоединиться к исцеляющей общине под руководством некоего Деметриоса. Судья рассказал им, как редко отцы получают полную опеку над детьми, но в данном случае ему было нечего возразить. Серена проявляла заботу, когда объявлялась, но Элис никогда не мечтала, чтобы ее родители остались вместе. Если бы Леонард женился второй раз, сейчас кто-то еще держал бы его за руку и задавал медсестрам вопросы, но он не женился, поэтому с ним была только Элис. В подобной ситуации очень кстати пришлась бы полигамия или прорва братьев и сестер, но у Леонарда была только одна жена и только одна дочь, и это была Элис. Она спустилась в подземку и, когда приехал поезд, даже не попыталась достать книгу и прикинуться, что читает, а просто заснула, прислонившись лбом к грязному поцарапанному окну.

Глава 3

Элис и Мэтт не стали съезжаться, потому что наличие двух квартир всегда казалось им этакой хитрой уловкой, по-настоящему революционным подходом к постоянным отношениям, если, конечно, он был по карману. Она жила одна со времен учебы в колледже и совсем не стремилась к отношениям, в которых ей пришлось бы каждый божий день делить кухню, туалет и все остальное с другим взрослым человеком. Однажды в колонке «Современная любовь» она прочла историю о паре, у которой было две квартиры в одном здании, и это показалось ей настоящей сказкой. Элис заехала в свою студию в двадцать пять, когда только-только окончила школу искусств, дохромав до выпуска с такой черепашьей скоростью, на какую только была способна. Это была полуподвальная квартирка в старом кирпичном доме на Чивер-плейс, крошечной улочке в Коббл-Хилле, где круглосуточно слышен рев скоростной дороги Бруклин – Квинс, который по ночам убаюкивал Элис не хуже шума океана. А поскольку она жила там уже очень долго, за аренду платила меньше, чем ее двадцатипятилетние знакомые, живущие в Бушвике.

Мэтт, что само по себе невероятно, жил на Манхэттене, в Верхнем Вест-Сайде, где Элис выросла и теперь работала. Когда во время первого свидания он рассказал ей, где живет, она решила, что он шутит. Сама мысль, что ее ровесник – если точнее, Мэтт был на пять лет младше, – может позволить себе жить на Манхэттене, казалась неправдоподобной, хотя Элис давно усвоила, что место, где человек может позволить себе жить, зачастую вообще не соотносится с его зарплатой, особенно если речь идет о Манхэттене. Мэтт жил рядом с Коламбус-Серкл, в одном из новехоньких многоквартирных домов с консьержем, комнатой для посылок и специальной холодной камерой для доставки продуктов. Из его квартиры на восемнадцатом этаже открывался вид аж до самого Нью-Джерси. Когда Элис смотрела из своего окна, ей открывался вид на пожарный гидрант и ноги проходящих мимо людей.

У Элис был ключ от квартиры Мэтта, но она все равно всегда останавливалась у стойки консьержа, прежде чем пройти к лифту, как положено посетителям. Эта процедура не сильно отличалась от посещений больницы, где нужно было записываться в журнал. Сегодня, когда она вошла, один из консьержей, пожилой мужчина с бритой головой, который всегда ей подмигивал, просто махнул в сторону лифта, и Элис кивнула. Зеленый свет.

За глянцевым мраморным углом ждала лифт женщина с двумя маленькими детьми. Элис сразу ее узнала, но поспешила прикусить язык и слиться с интерьером. Дети – светловолосые мальчишки четырех и восьми лет, бегали кругами вокруг матери, стараясь огреть друг друга теннисными ракетками. Когда лифт в конце концов приехал, они рванули в кабину, а мать засеменила следом, сверкая тонкими голыми лодыжками, выглядывающими из лоферов. Развернувшись к дверям, она подняла взгляд и лишь тогда заметила Элис, приткнувшуюся в углу у панели с кнопками этажей.

– Ой, здравствуйте! – сказала мать. Миленькая блондинка, с честным, натуральным загаром, таким, какой постепенно наслаивается на теннисных кортах или полях для гольфа. Элис встречалась с этой женщиной – Кэтрин, кажется, – когда та приводила старшего сына в приемную комиссию школы «Бельведер».

– Здравствуйте, – ответила Элис. – Как вы? Привет, ребята. – Дети забыли о своих ракетках-мечах и теперь пинали друг друга под коленки. Игра такая.

Женщина – Кэтрин Миллер, вспомнила Элис, а мальчики Хенрик и Зейн – отбросила волосы на спину.