Завтрак на руинах

Взвод направился назад, в деревню. Была обнаружена хижина, а в ней три старухи. Хижина и старухи были отправлены в расход. Был обнаружен двухлетний желтомазый маленький вопящий ублюдок. Он тоже был пущен в расход. Была обнаружена девчонка лет пятнадцати. После того, как Лейнстер и еще один парень из взвода по имени Эйткин сорвали с нее одежду и изнасиловали, она тоже была пущена в расход. Карл не стал ее трахать, потому что от жары и усталости у него не стояло. Однако своего он не упустил. Верная М-16 не подвела, разнеся все девчонкины прелести в клочья.

— О Господи праведный Иисусе Христе! — осклабился Карл после того, как они с Лейнстером на мгновение остановились передохнуть. — Ну и денек!

Оба захохотали. После чего снова вернулись к работе. Были обнаружены два буйвола и тут же пущены в расход. Затем была выявлена вражеская корова. Корову тоже пустили в расход. Причем забавно: Лейнстер сразил ее из гранатомета, проделав в корове дырку.

— Гляди-ка, какая дефектная корова! — изумился Карл.

Карл и Лейнстер продолжали охотиться. Они следили, не появится ли что-нибудь движущееся. Карлу повсюду чудились лица. Лица живых. Именно лица живых, а не лица трупов были демонами, которых надо было во что бы то ни стало изгнать. Хрена они до него доберутся. Карл ударом ноги расшвыривал трупы женщин, добираясь до младенцев. Младенцев он насаживал на штыки. Потом они с Лейнстером сходили в джунгли, где нашли несколько раненых мальчишек. Мальчишки пытались от них уковылять, но тщетно. Карл с Лейнстером пустили их в расход.

Затем Карл с Лейнстером вернулись в деревню, где увидели лейтенанта Шнейдера, о чем-то толкующего с капитаном Хеффером.

Оба — и лейтенант, и капитан — чему-то страшно смеялись. Портки у капитана Хеффера были по яйца в грязи. Похоже, капитан всласть набегался по рисовым полям. Над головой слышался гул вертушек. Где-то раз в две-три минуты откуда-то доносилась стрельба. Карл злился. Злился оттого, что больше некого было пускать в расход. На мгновение ему захотелось пустить в расход лейтенанта Шнейдера и капитана Хеффера. Если бы они обернулись и взглянули на него — лица! проклятые лица повсюду! — он наверняка бы так и поступил.

Однако Лейнстер хлопнул его по плечу, похоже, поняв, о чем Карл думает, и ткнул пальцем себе за плечо, показывая на стоящую с края деревни хижину. Часть пути Лейнстер прошел вместе с Карлом, но затем вдруг почувствовал смертельную усталость. Теперь Карл мечтал об одном: чтобы бой поскорее закончился. Карл заметил на земле уцелевшую бутылку с колой. Он потянулся и взял ее, прежде чем до него дошло, что бутылка могла быть миной-ловушкой. Долго, бесконечно долго Карл смотрел на бутылку. Страх боролся в нем с невыносимой жаждой.

Он побрел по улице между рядами разрушенных хижин, переступая через распростертые тела. Интересно, почему все-таки не появились вьетконговцы? Это была ошибка с их стороны. А он-то, Карл, уже было совсем настроился идти в бой. Винтовочная стрельба откуда-то не затихала ни на миг.

Карл обнаружил, что, сам того не заметив, вышел из деревни. Подумал: лучше бы вернуться к остальным. Все-таки надо соблюдать воинскую дисциплину. Иначе во всем этом нет никакого смысла. Карл попробовал идти назад, но не смог. Уронил винтовку. Наклонился, чтобы поднять ее. По обе стороны от него сверкали под солнцем рисовые поля. Карл потянулся к винтовке, но случайно толкнул ее ботинком. Винтовка упала в канаву. Карл полез в канаву за винтовкой. Нашел ее. Винтовка была вся в грязи. Карл понимал, что теперь придется угрохать черт знает сколько времени, чтобы привести оружие в порядок. Вдруг до него дошло, что он плачет. Он сидел на краю канавы и сотрясался от рыданий.

Немного позднее его обнаружил Гроссман.

Гроссман присел на корточки на краю канавы и хлопнул Карла по плечу.

— В чем дело, парень?

Карл не мог ему ответить.

— Ладно, сынок, пошли, — ласково сказал ему Гроссман. Он вытащил из канавы перемазанную грязью Карлову винтовку и перебросил ее через плечо. — Нам здесь осталось доделать лишь кое-какие мелочи. — Он помог Карлу подняться на ноги.

Карл сделал глубокий судорожный вдох, как маленький ребенок после рыдания.

— Не беспокойся, парень, — сказал Гроссман, — ну, пожалуйста…

Казалось, он умоляет Карла, будто бы Карл напоминал ему о чем-то, о чем сам сержант Гроссман не хотел бы вспоминать.

— Ну вот, молодец. Успокоился. А то совсем раскис. Как-то это не по-мужски, — покровительственно проговорил Гроссман и потрепал Карла по плечу. Однако в голосе сержанта тоже чувствовалась нервическая нотка.

— Простите, — наконец выдавил Карл, когда они двинулись назад в деревню.

— Никто тебя ни в чем не винит, — сказал сержант. — Никто никого ни в чем не винит. Что было, то было. Вот и все.

— Простите меня, — снова выдавил Карл.

* * *