Завтрашний день кошки

Напрасно я старалась вонзить в древесину когти. Через тонкую перегородку до моего слуха доносился звук льющейся в раковине воды.

Натали проворно выскочила из ванной и тут же захлопнула за собой дверь, не давая мне войти. Потом попыталась меня поймать, но я ее к себе не подпустила и стала еще сильнее царапаться в дверь.

Я не знала, что там происходит, но понимала, что должна сделать все, чтобы этому помешать. Детеныши мяукали. Я отвечала им тем же и, выпустив полностью когти, старалась глубже вонзить их в деревянную панель.

Натали спустилась в подвал, взяла на руки единственного котенка, которого они решили пощадить, и стала его гладить, будто желая показать мне, что питает к нему самые нежные чувства.

А остальные?

Натали, казалось, поняла мой вопрос – в ее голосе, когда она заговорила со мной на своем непонятном человеческом языке, явственно чувствовались успокаивающие нотки. Мяуканье по ту сторону двери в одночасье прекратилось, я услышала характерный звук сливаемой в унитазе воды и задрожала от ужаса.

Слив загрохотал еще раз, потом еще и еще.

Нет! Это невозможно! Они не могли такого сотворить!

Наконец Томас открыл дверь. Котят нигде не было.

КУДА ОНИ ПОДЕВАЛИСЬ?

Томас погубил четверых моих детей! Я вытянула вперед лапы и прыгнула на него, метя в глаза. Но он, не дожидаясь, когда я вцеплюсь острыми как бритва когтями в его глазницы, резко отшвырнул меня, буквально впечатав в стену.

Ах, как же она несправедлива, эта власть людей, которую они присвоили себе только потому, что превосходят нас по размерам, ходят на двух задних лапах, а большие пальцы их рук смотрят совсем не в ту сторону, что остальные…

Я вновь бросилась в атаку, но на этот раз Томас отшвырнул меня пинком. В этот момент меня схватила Натали, лишив последней возможности отомстить. Она стала что-то тихо говорить, мне даже послышались в ее голосе едва сдерживаемые рыдания и показалось, что по щеке служанки покатилась слеза. Может, она сжалилась надо мной? Но тогда почему не защитила? Сколько я ни протестовала, она отнесла меня в подвал и там заперла.

Предательница!

Я вдруг поняла, что она позвала Томаса только для того, чтобы убить моих детей, потому что у нее самой на это не хватило смелости.

Сидя в темноте, я вынашивала планы мести. Натали была мне ненавистна. Кто дал ей право кастрировать самцов и воровать у матери детей? Представители этого вида, должно быть, чувствуют себя гораздо выше нас, раз относятся к кошкам с таким презрением!

Я ненавидела людей.

Как они посмели со мной так поступить?

Я помышляла о мести и желала им смерти. Всем и каждому. Пусть поубивают друг друга своими войнами и террористическими атаками. Нет, на это уйдет слишком много времени. Я сама должна нанести точный, молниеносный удар.

Меня охватила такая ярость, что я переколотила в подвале все, что попадалось на пути. Сбросила банки с вареньем, разбила бутылки с вином, разодрала все, что было сделано из материи или бумаги.

Да кем они себя возомнили, эти люди?! Лес и траву они превратили в бетонные города, дерево пустили на мебель, а нам отвели роль игрушек одноразового использования! Ведь мы для них всего лишь безделушки, которые, наигравшись, выбрасывают на помойку, как любой другой предмет, больше не радующий глаз.

Нет, я больше не желаю налаживать с ними контакт; единственное, чего мне хочется, это их уничтожить. Всех. Чтобы ни один не выжил. Даже Натали. Я немного успокоилась, сделала глубокий вдох и выдохнула.

Порушив в подвале все, что только можно, я совершенно обессилела и забилась в угол, где до этого прятала котят в надежде их спасти. В воздухе все еще витал их запах.

Наконец мне удалось уснуть. Мне приснился сон, в котором я опять была богиней Бастет и стояла в храме города Бубастис. На мне было платье, на ногах туфли, шею украшало ожерелье, очень похожее на маячок GPS, но с гораздо большим кулоном.

Вокруг распростерлись тысячи людей, поклонявшихся мне и хором скандировавших мое имя: «Бас-тет! Бас-тет!»

Я повелела им принести в жертву их детей. Матери принесли их в корзинах. По моему приказу в живых оставили только пятерых, чтобы они положили начало новому поколению – смиренному и рабски покорному. «По возможности, пощадите рыжих».

Других новорожденных бросали в унитаз, я дергала за ручку, и они друг за другом исчезали в водовороте.

Рядом стоял Пифагор.

– Ты слишком строга с ними, Бастет, – мяукнул он.

– Поступая так же, как они, я заставлю их осознать, что они творят.

Потом я приказала человеческим самцам выстроиться в колонну по одному. Стражи стали их по очереди забирать и куда-то уводить. Когда они возвращались, на паху у них красовалась повязка, в руках они держали банки с бежевым шариками.

«Теперь любуйтесь ими сколько угодно, – заявила я своей верной охране. – При желании их можно даже вставить в ожерелья, которые вы будете носить на шее».