Завтрашний день кошки

– На мой взгляд, учить нужно всех, но для этого в первую очередь следует подготовить разум каждого из них. Если этого не сделать, люди поймут все не так, используют инструменты в целях не созидания, а разрушения, а истину превратят в ложь, чтобы надежнее поработить современников. «Наука без совести – руины души», – говорил Рабле, великий французский гуманист эпохи Возрождения.

У меня было ощущение, что все, происходящее с нами на Лебяжьем острове, является далеким отголоском многочисленных кризисов прошлого. Я понимала, что конфликт, в котором мы все принимали участие, на самом деле представляет собой войну за территорию и средства к существованию. Войну цивилизации с варварством. Камбис II воевал с жрецами богини Бастет, Килон – с учениками Пифагора, а террористы из числа религиозных фанатиков – со светскими школами. Что же до нас, то мы воевали с крысами.

– Грядущее сражение меня страшит, – сказала я.

– Меня тоже. Если наша цивилизация не выдержит натиска врагов и рухнет, ждать ее возрождения придется очень и очень долго.

– Патриция, у меня к тебе есть еще одна просьба, довольно необычная. Ты не могла бы попросить маленьких людей во время битвы включить одну музыкальную композицию?

После этого мы решили вернуться в свои тела и приготовиться к пробуждению в реальном мире.

Серебристое облако моего разума вновь обрело сферическую форму и медленно втянулось в узкое вместилище черепа.

29

Лебяжий остров

Я открыла глаза и моргнула.

Сиреневыми облаками на горизонте отступал день, ночь простирала свой мрак, проявляя на небе звезды.

Пифагор тоже проснулся. Мы спустились со статуи и отправились в лагерь людей.

Многие из тех, кто узнал о нашем существовании, спонтанно поспешили присоединиться к нашему делу. Отчаявшиеся люди всех возрастов и полов, у которых заканчивались съестные припасы, равно как и изголодавшиеся одинокие кошки, решили влиться в жизнь общины, чтобы выжить.

Маленькие люди, которым Натали поручила выполнить возложенную на них задачу, вернулись в автоцистерны и грузовики, нагруженные строительным оборудованием и материалами. По ее команде все незамедлительно принялись закладывать взрывчатку под проходившими над островом мостами Бир-Хакейм и Гренель, а также под путепроводом городской железной дороги (каждый из них связывал нас с берегом). Грузовики поставили посередине, рядом с лестницей у моста Гренель.

Операцией командовала моя служанка. По ее сигналу раздался взрыв, и первая секция моста, связывавшего остров с Пасси, обрушилась в воду. Несколько человек зааплодировали, кошки мяукнули. Потом пришел черед путепровода. Вскоре их судьбу разделил и мост Бир-Хакейм.

Больше нас с суши атаковать было нельзя. Мы были отрезаны от внешнего мира и со всех сторон окружены темными водами реки.

Лев Ганнибал зарычал, выразив вслух то, что каждый из нас чувствовал внутри: да, мы защитились, но в то же время стали пленниками.

Один лишь Пифагор, казалось, совсем не волновался.

Он смежил веки, задействовал «Третий Глаз» и стал черпать информацию далеко за пределами того, что я видела глазами и чувствовала усами.

– Крысы перегруппируются, – заявил он. – И в любой момент могут перейти в наступление. Всем занять посты.

Я, в свою очередь, тоже закрыла глаза и, не погружаясь в сон, мысленно представила себе облако разума. Несколько мгновений спустя оно расширилось, и я ощутила вокруг себя биение жизни.

Я чувствовала испуганных людей, наблюдавших за нами из окон домов на набережных. Чувствовала голубей, с любопытством наблюдавших с высоты своего полета за всей этой суетой на Лебяжьем острове.

Потом сумела уловить энергию крыс, притаившихся на берегах реки и не сводивших с нас глаз, и даже услышала, как они царапают когтями землю.

Чайки и вороны, собравшиеся на самых верхних ветвях деревьев, хранили молчание.

До моего слуха донесся нарастающий скрежет. Это крысы точили резцы, чтобы нагнать на нас страху. Я подошла к Натали, которая погладила меня и что-то сказала на своем языке, несколько раз назвав по имени.

Я заурчала.

Потом сменила длину волны, давая понять, что ничего не боюсь и что ей тоже опасаться нечего.

Натали заплакала. Я лизнула ее слезы (их солоноватый вкус все больше приводил меня в восторг) и прижалась к ней. Существа, с которым мы от природы состоим в родстве, внушают нам желание двигаться вперед и превосходить себя. Но есть и другие, которые нас только тормозят, выкачивают из нас энергию и навязывают мысль о том, что нам без них не обойтись (к примеру, ее самец Томас).

Анджело, Пифагор, Натали, а с недавних пор и Патриция – это те, в ком я очень нуждалась. Вполне возможно, что когда-нибудь в этот тесный круг войдут Вольфганг, Эсмеральда или Ганнибал, но на данный момент я предпочитала его не расширять, не желая распыляться.

Маленькие люди вокруг нас с помощью привезенных со строек материалов возводили бараки и сторожевую башню. На своих постах стояли часовые, вооруженные биноклями, огнеметами и автоматами.

Я отчетливо ощущала их эмоции.

Лихорадочное возбуждение напополам с почти осязаемой тревогой.