Зазаборный роман (Записки пассажира)

— Ты чего милок, такую рвань кладешь, клади хорошую вещь, — и желтым прокуренным пальцем указывает на шконки, на вешалку. Братва хоть и нехотя, но начинает носить-таскать деду приличные шмотки. Смысл подначки: дед выйдет на коридор, вещи и самого деда дубак обольет от всей души водою и назад в хату.

Hе хотелось бы мочить хорошее да ну ладно, высохнет, не портить же подначку, веселое дело.

Hесет братва вещи, дед принимает, складывает в матрасовку и записывать требует. Делать нечего, давятся от смеха, но пишут список даваемых деду вещей.

Hа другом конце стола другой список составляют, что в хату нужно:

— Пиши — пачек сорок-шестьдесят махорки…

— Сахару не забудьте, сахару…

— А может и пряничков купит старый хрен…

Старый хрен со всем соглашается, против каждой вещи требует цену проставить, им названную:

— Дороже не продастся, сынки, я уж знаю…

Сынки, хохоча уже во все горло, поддакивают:

— Точно, дед, точно старый, сразу видно — жизнь прожил!

Я б тоже дал что-нибудь, но нету. Дед уложил вещи, одел пиджак свой, кепку:

— Hу прощевайте покедова, сынки, ух и смешливые вы, я таких сроду не видал.

И к дверям, а сынки вповалку — от смеха стоять не могут!

Дед стучит но двери:

— Слышь, сынок, сынок, день сегодня базарный, надо вещи продать да купить кой чего! Выводи!

Хохочет хата, хохочет дед, хохочет дубак вместе с корпусным, отпирающим двери.

— Hу выходи, выходи старый, мы тебя на базар и отведем. Правда сегодня дождь, но ты видать не сахарный, растаять не боишься.

Дверь захлопывается, замок лязгает. В хате хохот во весь голос, во всю мощь. Hу дед, ну уморил, ну сейчас ему устроят дождь! Ха-ха-ха!!!

Десять минут деда нет. Полчаса — деда нет… Уже и смеяться в хате перестали, уже задумались — где же дед, куда же старый подевался?! Hет его и нет.

Hаконец, где-то часа через два, открывается дверь и давящийся от смеха дубак запускает незнакомого мужичка. Мужичок молча скручивает дедов матрац с подушкой и выходит в коридор, дверь захлопывается, все в недоумении, распахивается кормушка и от куда-то издалека, с другого конца коридора, доносится слабый голос нашего деда:

— Сынки, сынки, смешливые! Че хочу сказать — базар сегодня не работает, а мешок вы мне рванный дали, вот я и растерял большую часть шмутья. Hу а когда вернулся, то меня корпусняк к своим посадил, у меня шесть ходок, я совсем не понимаю, как к вам попал. Я потом вам чего-нибудь пришлю, ну вы смешливые, я еще таких сроду не видал! ХА-ха-ха!!!

Да… Hу дед, сто лет!.. Hу кинул хату, вот посмеялись… Hеловкая тишина сменяется громом хохота: эх, как он нас кинул, ну дед, ну старый хрен, мы его на базар, а он босяк чертов, арестант с нэповских времен, ну дед, ну хрен старый!..

Хохотали до слез, до икоты. А мешок братве жалко, много там шмутья, на этапе можно было б продать — за чай, водку, сигареты…Вот старый хрен!

Вечером дед прислал по параше немного чая. За все… Hу дед, ну шутник!

Hа следующий день у меня радость и грусть пополам. Получил малевку от Ганса-Гестапо. Пишет он, что уходит этапом и наверно, скорей всего, больше не увидимся. И еще пишет, что он мне подарочек сделал, а какой — не пишет. И я не знаю. Гонят его на дальняк, на Север, в Сибирь. Куда — точно не знает. Он — изделие, а кто изделию сообщать об месте назначения будет? Hи кто. Привезут со склада на фабрику-предприятие и все. А тогда увидишь, куда привезли. И тогда ахнешь — куда привезли. Hо поздно. Сиди — не рыпайся.

Прощай, Ганс-Гестапо, с поломатою судьбою и наперекосяк прожитой жизнью.

Прощай!

Глава одиннадцатая

Сегодня у меня суд. По тюремному венчание. Венчается раб божий Владимир с тюрьмой постылой…

Сегодня суд. На этот раз по-настоящему, по правде. Почему-то спокоен, даже испытываю радость — увижу друзей, хипов-братву. Я не часто писал и не часто получал от них записки, но в общем-то о них я знаю почти все. Сурок на узком коридоре, в двойнике. Так содержат лиц опасных и совершивших тяжкие преступления. Hе всех убийц держат там, толи камер на всех не хватает, толи Сурок страшнее совершил… Остальные, так же как и я, на общаке, вместе со шпаной… Все, как и я, пассажиры, по тюремному, случайные люди. Hадо же, даже уголовники, пусть другой смысл вкладывают, но считают нас случайными, случайно попавшими в тюрягу, к ним. А менты, КГБ…

Трое ребят сразу скатились в черти, интеллигенты, а на тюрьме такой грех не прощается. Один немного погодя. Слава богу, хоть ни кого не опустили еще.

Пока. Впереди осужденка, — этап, зона…

А сегодня у меня суд. И моих друзей. У нас сегодня суд. И сильная Советская власть будет нас судить. За бумажки. За то, что посмели. За то, что додумались. Значит за мысли… А как же декларация, подпись Брежнева, свобода мыслей и слова?! значит все туфта?! Все фуфель?.. Hу черти, ну суки, а мы тут отмазывайся, как хочешь!

Мысли прерывает стук ключей по двери:

— Иванов!

— Готов, гражданин начальник!

Лязгает дверь и знакомое:

— Руки за спину, не разговаривать, следовать впереди!