Зажгите костры в океане

— «Ты знаешь: далеко-далеко, на озере Чад, изысканный бродит жираф», — сказал Виктор. — Хорошие стихи. Трогают струны сердца.

— Это в тебе мещанство хнычет, — отвечает Мишка. — Ох, озеро Чад, ах, караван верблюдов! Выпьем, друзья, за бригантины и звезды тропиков. Шансонетка от романтики. Терпеть не могу!

Мимо быстро проходит стайка девушек. Одна девица смеется, какой-то пижон, видимо, говорит ей что-то смешное.

— А сакс в это время вступает: таляб-ди-та, — доносится оттуда.

— Эй, а ударник в это время как? Синкопами, да? — кричит им вслед Мишка.

Пижон не принимает вызова.

Мы выходим из кино немного в ошалелом состоянии. Нам не хочется идти домой — в ту самую комнатушку, где воздух спрессован тревожным грузом ожидания. Светлая рука полярного вечера накрыла поселок. Где-то за бухтой Эммы басит катерок. Наверное, злится на лед и тоскует по свежему ветру. У деревянного причала стоит тот самый пижон в плаще, которого мы встретили по дороге в кино. Он смотрит на ту сторону, за лед, где черная тень горы прячет портальные краны.

Мишка вдруг отошел от нас. Я не знаю, о чем говорили они с пижоном, но потом они оба быстро зашагали к нам.

— Вот, — сказал Мишка Виктору. — Кадр номер один. — Виктор прокашлялся. Кадр номер один стоял перед нами. Поднятый воротник плаща. От шнурков на туфлях до прически все тщательно было подогнано под среднеевропейский стандарт. Только глаза у него были не среднеевропейские. Хорошие такие глаза, как у младшего братишки, что любит читать Майн-Рида.

— Он знает, что такое фиорд, — сказал Мишка.

— Залив с отвесными стенами, врезанный в сушу. Как бухта Провидения. Это фиорд.

— «Справочная книга полярника» С. Д. Лаппо, год издания 1945-й, — добавляет Мишка. — Так?

— Так, — смущенно ответил пижон.

— Ладно, — сказал Виктор. Он снова кашлянул. — В общем, завтра. Заходи, значит, завтра. Только у нас на саксе играть не надо. Мы, понимаешь, не из джаза.

— Меня зовут Лешка, — сказал парень. — Я знаю, в общем, куда заходить. А про сакс это не я, это Юрка рассказывал.

Мы шагаем домой через спящий поселок. В сумерках Виктор кажется немного излишне стройным. Широкоплечий, благодушный, веселый покоритель людских сердец. Мишка шагает сбоку.

— Где ты его зацепил? — спрашивает Виктор. — Он хоть совершеннолетний?

— Зрелый, аттестованный, — отвечает Мишка. — Папа с мамой в отпуск уехали, а он тут аттестуется.

Валька

«Принять рабочего Алексея Чернева в …………скую партию с оплатой по тарифной сетке номер один». Сегодня прибывают вербованные. Один из них будет наш. Конечно, мы пошли встречать. По трапу торопливо сходили хмурые дяди в телогрейках, веселые малые в кепочках и шелковых белых кашне. Кирзовые сапоги, ботинки, у одного даже лаковые туфли, в каких выходят на сцену конферансье. Какой же будет наш? Может, вон тот, в кепке-пуговке, или тот, с сундуком-чемоданищем?

Все же мы не угадали «своего». Да и не мудрено, обычный такой, не очень заметный парнишка. Он сует нам без всякой субординации ладошку, подкупает улыбкой на конопатой физиономии.

— Валентин, — представляется он. — Можно просто Валька.

Детдом, пять классов, потом ремесленное, потом завод — вот и вся биография.

— Детдом — это как понять? — деликатно осведомился Виктор.

— Через трудколонию за хулиганство. Отец — на фронте, мать — потом тоже, а я был еще глупый, — скучно добавил Валька.

Он осматривает горизонт, потом осведомляется насчет аванса. Желанный северный ветер накатывается с Ледовитого океана. Он приносит холод и дождь. На берегах бухты появились таблички: «По льду не ходить. Опасно».

Мы встретили Г. П. Никитенко в портовой столовой Капитан торопливо жевал отбивную.

— Разводим пары, — сказал он. — Это выносной ветер.

…Мы вышли на улицу. Туман, ветер и дождь как-то странно уживались вместе.

— Пора перебраться на борт, — сказал Виктор. Мы молчали. Сквозь ветер и гудки прорывались крики чаек. Хотелось закрыть глаза и слушать.

Трюм. Мы только что закончили погрузку. Груда ящиков и тюков лежит как военная добыча победителей. Виктор последний раз проверяет списки. Мишка блаженно пускает кольца сигаретного дыма. Навстречу все так же свистит упрямый ветер. Сверху появляется голова Г. П. Никитенко.

— Все! — кричит он. — Этой ночью будет все! — Голова исчезает.

— Дум-бам-ду-лу-ду, — вдруг «по-африкански» заводит Виктор.

Он отбросил куда-то к чертям всякие списки и отчаянно колотит себя по животу.

Мы включаемся в этот концерт победителей. Мишка вскакивает.

— Вива Куба! — кричит он. Он пляшет какой-то немыслимый танец. Весь мир — одна сверкающая Мишкина улыбка.

— Бочку рома!

— Кокосовые пальмы!

— Вива свобода!

— Смерть бюрократам!

Сверху падает рюкзак, потом спускаются длинные-длинные сапоги, потом небесного цвета штормовка. Где-то в этих деталях спрятан рабочий 5-го разряда Алексей Иванович Чернев.

— Здорово, пижон! — дружно гаркаем мы.

Парень смущенно озирается.