Бритт-Мари держала занавеску над головой, словно зонтик; с этой ролью занавеска прекрасно справлялась, причем предпочитая амплуа дырявого зонтика. Однако Бритт-Мари держала занавеску над головой до самой машины – зачем полицейскому видеть, что прическа вконец раскисла?
– Прошу прощения, вы не высадите меня возле банкомата, чтобы я смогла расплатиться за комнату. – Произнесла она не вполне так, как обращаются к таксисту, но и не так, как просят полицейского, и озабоченно прибавила: – Если вас это не затруднит. Не хотелось бы доставлять лишних хлопот.
– Совсем не затруднит! – ответил полицейский без малейшего затруднения в голосе.
Свен болтал всю дорогу – совсем как Кент, когда они куда-нибудь ездили. Но по-другому, потому что Кент всегда что-нибудь рассказывал. А Свен задавал вопросы. Это раздражало Бритт-Мари. Это так раздражает – когда тобой интересуются те, к кому ты еще не привык.
– Что думаете о матче? – спросил полицейский.
– Я была в туалете, – ответила Бритт-Мари.
И пришла в невероятное раздражение от собственных слов. Из них ведь можно сделать скоропалительный вывод, что у нее серьезные проблемы с кишечником. Полицейский ответил не сразу, из чего Бритт-Мари сделала вывод, что именно такой вывод он и сделал, а Бритт-Мари категорически не одобряет, когда полиция делает скоропалительные выводы. Поэтому пришлось внести ясность:
– У меня нет проблем с кишечником. Но я должна была находиться в туалете, иначе игра пошла бы как-нибудь не так!
Полицейский засмеялся. Не то над словами Бритт-Мари, не то над ней самой. Но заметил, что Бритт-Мари это не одобряет, и перестал.
– Почему вы вообще приехали именно в Борг? – с любопытством спросил он.
– Мне предложили здесь работу, – просто ответила Бритт-Мари.
Ноги ее утопали в залежах пустых коробок из-под пиццы и бумажных пакетов из-под гамбургеров. На заднем сиденье лежал мольберт и груды карандашей и рисунков.
– Я хожу на курсы акварели, в городе! Вы любите живопись? – с воодушевлением спросил полицейский, заметив, что Бритт-Мари смотрит на рисунки.
– Нет.
Полицейский смущенно поковырял руль.
– Ну да, ну да, я, конечно, не имел в виду свои собственные работы. Я-то просто любитель, пишу для собственного удовольствия, я имел в виду – вообще. Настоящие картины. Красивые.
Что-то внутри Бритт-Мари захотело сказать: «Ваши рисунки тоже красивые», но кто-то более благоразумный внутри ее успел ответить раньше:
– У нас дома нет картин. Мой муж не любит живопись.
Полицейский молча кивнул. Они приехали в город в двух милях от Борга, оказавшийся городком, практически тоже поселком. Тот же Борг, только больше. Тот же вектор развития. Только скорость пониже. Бритт-Мари сняла деньги в банкомате возле солярия: очень негигиенично, ведь от соляриев бывает рак, а рак – это совсем не гигиенично.
Снять деньги удалось не сразу: набирая код, она так тщательно прикрывала клавиши, что не видела, куда нажимает. Не упрощало процесса и то, что в его продолжение Бритт-Мари держала над головой бамбуковую занавеску. Окажись кто поблизости, он подумал бы бог знает что.
Но полицейский ее не торопил. Бритт-Мари с изумлением поняла, что ей это нравится. Кент всегда ее торопил, независимо от того, насколько быстро она справлялась с делами. Вернувшись в машину, Бритт-Мари почувствовала, что должна сказать что-нибудь социализирующее. Поэтому она глубоко вздохнула и указала на пустые коробки и пакеты на полу:
– Кулинарных курсов в городе, конечно, нет.
– Как же! Есть! – просиял полицейский. – Я ходил на курсы по приготовлению суши! Вы когда-нибудь готовили суши сами?
– Разумеется, нет. Мой муж не любит иностранную еду, – ответил некто благоразумный изнутри Бритт-Мари.
Полицейский понимающе кивнул:
– Ну да, ну да, эх, да суши и готовить особо не надо. Режешь да… режешь. Я и сам не так часто их готовлю, если честно. Ну, после курсов. Готовить для себя одного не так уж весело, если вы понимаете, о чем я.
Он смущенно улыбнулся.
Она вообще не улыбнулась. Только ответила:
– Не понимаю.
В Борге полицейский наконец собрался с духом и предложил новую тему:
– Во всяком случае, вы очень хорошо сделали, что занялись молодежью. В Борге нынче расти непросто. Ребятишкам, сами знаете, нужно, чтобы кто-нибудь за ними приглядывал.
– Я никем не занялась и ни за кем не приглядываю! – возмутилась Бритт-Мари.
Полицейский виновато замотал головой, так что затряслись щеки.
– Я не это имел в виду, ну да, ну да, я только, что вы им нравитесь. Ребятишкам. Я не видел, чтобы им кто-то нравился, с тех пор, как умер предыдущий тренер.
– Что значит «предыдущий»? – оскорбилась Бритт-Мари, как оскорбился бы любой человек, которого назначили тренером без его ведома.
– Я, м-м, хотел только сказать – они ужасно рады, что вы сюда приехали. – «Они» у Свена вышло совсем как «мы».
Помолчав, он поинтересовался:
– А где вы работали до Борга?
Бритт-Мари не отвечала. Она сердито рассматривала дома, мимо которых они проезжали; перед каждым вторым на лужайке торчала табличка «Продается», и Бритт-Мари сухо заметила:
– Похоже, многим жителям Борга не нравится жить в Борге.