Здесь, в темноте

Две недели спустя, в понедельник, после Дня благодарения, я заезжаю в офис, чтобы подготовить статью для Winter Arts Preview. Хорошо, что Роджер попросил меня, а не Калеба, написать театральный очерк. Или, по крайней мере, я себя в этом убеждаю. Я пробираюсь по лабиринту кабинок, пока не замечаю белую голову Роджера, поглощающего сэндвич с пастрами, по высоте вдвое больше, чем его открытый рот. Он жует и машет мне, чтобы я села рядом.

– Что насчет моей блестящей идеи для истории, в которой ты узнаешь у The Rockettes[8], что они надевают под свои откровенные наряды? – спрашивает он, намазывая горчицу. – Я уверен, что смогу раздобыть дополнительную страницу для сопроводительной фотографии. Ладно, ладно. Можешь перестать смотреть на меня взглядом феминистки-убийцы. Мы дадим «Радио Сити» пропуск в этом году. Что-нибудь еще?

Я достаю свой блокнот.

– Как насчет статьи о спецэффектах в сезонных шоу? Как техники создают туман и лед в перегретых театрах, что они вкладывают в эти машины, из которых идет снег, выглядящий настоящим.

– А что, если у нас будет полуодетая Rockette, играющая в упомянутом снегу? Эй, ой. Я думаю, что это неподчинение – то, к чему приводит обучение всех вас, женщин, чтению и письму. Но да, конечно, продолжай. И в этом деле наметился резкий поворот, я упоминал? Наш главный редактор из своего загородного дома в Ист-Хэмптоне в своей бесконечной гребаной мудрости перенес публикацию на неделю раньше. Так что печатай быстро, ладно? – Он откидывается на спинку своего якобы эргономичного кресла, засовывая большие пальцы в подтяжки. – Как прошел твой День благодарения, малыш?

– Съела креветки «кунг-пао». Посмотрела «Ужас Амитивилля». Старый. Я подумала, что это поможет мне не расстраиваться из-за того, что у меня нет дома, куда можно пойти в День благодарения.

– Ты можешь прекратить эту сиротскую чепуху? Сколько раз я просил тебя прийти к нам? Ты же знаешь, Шерил любит, когда ты приходишь в гости. Кстати, о… – Он подается вперед, открывает небольшой холодильник, который держит под своим столом, и извлекает оттуда завернутый в фольгу пакет. – Здесь несколько орехов пекан и яблочный крамбл. Шерил вспомнила, что у тебя наследственная ненависть к тыкве.

– Не то чтобы она мне не нравилась, – бормочу я. – Просто ни у кого не получается приготовить вкуснее, чем у моей мамы.

– Острее змеиного зуба, знаешь ли. Конечно, конечно, не говори так, вот почему твои страницы – хиты. Но ты хоть когда-нибудь получаешь удовольствие? Или только притворяешься, что это так? Когда ты в последний раз смотрела постановку, которая тебе действительно понравилась?

– В 1606 году. «Король Лир при дворе». Финальная сцена до сих пор убивает меня.

– Мило, детка. Но последняя статья вызвала больше гневных комментариев о тебе и сообществе.

– Сообщество могло бы улучшить качество постановок, – парирую я. – Однако я пытаюсь, Роджер. Пытаюсь любым способом, который не ставит под угрозу мою честность. Вот тот фундамент, о котором я упоминала. И кстати о… – Я собираюсь спросить о должности главного критика, о том, когда он примет решение, но тут Роджер вспоминает, что у него редакционное совещание, и бредет в конференц-зал, как бык средних размеров в Памплоне, сильно сбившийся с курса.

– Мне нужна эта история с погодными явлениями к понедельнику, – бросает он через плечо. – Тысяча четыреста слов. Отправь памятку к фото сегодня вечером. И постарайся относиться ко всему спокойно. Проще. Хорошо, малыш? – Он уходит прежде, чем я успеваю его остановить. И я остаюсь одна.

Я уже собралась было уйти из офиса, когда Эстебан преградил мне путь. На нем короткое золотое кимоно поверх темных джинсов и больше тонального крема, чем я когда-либо осмелилась бы нанести. Он целует меня в обе щеки, затем проводит рукой по моим волосам, приглаживая секущиеся кончики.

– Тц-ц. Бебита, когда ты пойдешь к тому стилисту, которого я порекомендовал?

– Никогда. Обедаем? Рамен?

– Не могу. Эта шлюха Триш снова притворяется больной, и некому контролировать телефоны. Но я как раз собирался набрать тебе. Звонила какая-то девушка, очень расстроенная. Будто действительно расстроенная. Будто ей нужен лошадиный транквилизатор. Как вчера.

– Разве он не всем нам нужен?

– Она сказала, что должна поговорить с тобой, красотка.

Он протягивает мне неоновый стикер. Стиснув зубы, все еще переживая болезненный укол от внезапного ухода Роджера, я достаю свой телефон и набираю номер, спускаясь по лестнице. Возможно, я не смогу дать сообществу именно то, чего оно хочет. Но я могу время от времени перезванивать.

– Здравствуйте, – произносит женский голос, напряженный и низкий.

– Здравствуйте, это Вивиан Пэрри. Меня попросили перезвонить вам.

– Да, да! Вы Вивиан? Хорошо, да! – Она говорит с резким акцентом, не могу определить каким именно. Может, восточноевропейским. – У меня есть его календарь. Только сегодня и… – Я слышу глубокий вдох. – Извините… Хорошо. Вы знать Дэвида Адлера?