Здесь, в темноте

Чанел-стрит содрогается от машин и людей, слышатся крики разносчиков, торгующих рамбутаном и драконьими фруктами, колючая красно-розовая кожура которых тычется в серое небо. В гонконгской пекарне с запотевшими окнами я беру с подноса пирожок со свининой и, уходя, разрываю зубами пышное тесто. Под моими ботинками на тонкой подошве я ощущаю грохот метро, напоминающий о других улицах, расположенных под той, по которой я иду, о других историях, о других мирах. Быстро, не обращая внимания на спазмы, я направляюсь по Мотт к Пелл-стрит – узкому переулку, где сто лет назад тонги[12] пускали друг другу кровь.

У здания, где расположился частный детектив, находится уличный ресторан малазийской кухни. Повар, вышедший на перекур, пристально смотрит на меня и слишком близко взмахивает своей сигаретой, когда я толкаю стеклянную дверь, открывшуюся под скрежетание металла. Лестница с ковровым покрытием цвета плесени скрипит при каждом шаге; часть перил отколота. Я иногда смотрю черно-белые фильмы в жанре нуар, так что почти ожидаю увидеть здесь дверь из дымчатого стекла с надписью «Сэм Спейд[13]», но вместо этого обнаруживаю дешевую деревянную створку с расщепленной ручкой. Я стучу, и рычащий голос из трубки приглашает меня войти.

Передняя комната не очень похожа на офис. Футон, покрытый засаленной простыней, рваный тряпичный коврик, горшок с давно умершим фикусом. За пыльным деревянным столом расположился частный детектив, белый мужчина примерно шестидесяти лет. С толстыми, заросшими щетиной щеками и непослушными седеющими локонами, он не выглядит профессиональной ищейкой. Больше смахивает на херувима. На его столе стопка мятых папок из манильской бумаги соседствует со стеклянной пепельницей, где тлеет дюжина наполовину выкуренных сигарет. Рядом стоит контейнер навынос из малазийского ресторана, из которого, как щупальце, свисает одинокая лапша.

Джейк Левитц поднимается со стула, и прежде чем я успеваю его остановить, протягивает руку, прижимая в невесомом пожатии грубые, пожелтевшие от никотина подушечки своих пальцев к моим. Затем он указывает на футон.

– Садись. Рад, что ты пришла. Вивиан, верно? Могу звать тебя Вив?

– Только по принуждению.

– Ладно, пусть будет Вивиан. Зови меня Джейк. Хочешь чего-нибудь выпить? У меня есть вода и… Нет, я прикончил всю шипучку. Только вода.

– Ничего не нужно, – проговорила я, осторожно садясь.

– Сигарету?

– Я не курю.

– Да, я тоже пытаюсь бросить. – Джейк машет на аптечный пакет на полке позади него. – Пластыри. Собираюсь начать их носить. – Он открывает одну из папок, взвешивая карандаш в пухлых пальцах. – Итак. Вивиан. Давай начнем. Ты встречалась с Дэвидом Адлером две недели назад, во вторник?

– Да. Около двух часов дня. Он сказал, что хочет взять у меня интервью для проекта о критиках, о том, как мы развиваем нашу практику, наш стиль. Он сказал, что это исследование для его диссертации. Мы встретились в кондитерской недалеко от моего дома.

– Как называется эта кондитерская? – уточняет он, влажно откашливаясь.

– La Religeuse

.

– La что?

Я повторяю по буквам. Медленно.

– Так о чем же все-таки он тебя спрашивал?

– В основном о театре. О моих любимых драматургах, любимых пьесах. Это скучно, если не в теме.

– Я хожу на спектакли, – возражает он, постукивая карандашом по бумаге.

– Серьезно? – Конечно, серьезно. Каждую весну он водит свою престарелую мать на утренний мюзикл. С последующим заездом к Джуниору за чизкейком.

– Да, видел одноактный спектакль Беккета в Ист-Сайде в прошлом месяце. Ты ходила? Понравился?

Это меня удивляет.

– Да. Рокаби особенно.

– Лично мне нравится та, с губами. С ума сойти! Так или иначе, ты и объект – так я называю Адлера – встретились в этом кафе, ели выпечку, восхваляли Мельпомену…

– Вы знаете греческую музу драмы?

– Леди, – возмущается он, поднимая брови. – Я знаю о многих вещах. Вещах, которые сбили бы тебя с толку. Никогда не угадаешь, что пригодится в расследовании. Этому учат в школе частных детективов. Я однажды раскрыл банду мошенников только потому, что знал, кто выиграл Мировую серию в шестьдесят девятом.

– Кто?

– «Метc». Вернемся к твоему свиданию в кондитерской. Каким тебе показался Дэвид?

– Показался?

– Да, именно. Показался. Как выглядел? Как вел себя?

Я слышу в своей голове Гамлета: «Кажется, мадам! Нет, это так». Потому что я на самом деле не знаю, как ответить на этот вопрос. Должна ли я описать Дэвида Адлера, который брал у меня интервью, или человека, которого я мельком увидел, когда мы закончили?

– Нервным? – неуверенно произношу я наконец. – Скорее таким он показался сначала. Он сказал что-то о том, что раньше не брал интервью. Сюжеты о людях были для него в новинку. Он съел шоколадный круассан. Это имеет отношение к делу?

– Может быть. Может быть.

Есть кое-что еще, что я должна рассказать ему, еще какие-то подробности, но мой разум отложил их в сторону.

– Кстати, – добавляю я, – где он учился? Я пыталась найти его в Интернете.