Как только последовал второй возглас из-за спины Ника, нападавший на Герольда перестал молотить кусты и направился к американцу кривобокой походкой, которая, тем не менее, позволяла ему передвигаться с приличной скоростью.
Когда он остановился, опершись о кол, Ник разглядел его одежду, напомнившую ему одеяние монаха. И его горящие глаза выдавали в нём фанатика.
— Вставай! — Боль в спине возросла. Американец поднялся на ноги, бушуя от ярости как на стоявшего сзади него человека, так и на себя самого, за то, что был так слеп, чтобы так примитивно попасть в плен.
Монах приблизил своё лицо к Нику. От его дыханья разило вонью, а зловонного запаха от его тела и заношенной одежды было достаточно, чтобы пленника тут же затошнило. Горевшие яростью глаза нетерпеливо бегали, сверху вниз оглядывая Ника.
— Демон! — Он поднял крест, и Ник решил, что сейчас тот с глухим стуком опустится на его голову. Он пригнулся и нырнул в сторону, и тут же был награждён ударом сбоку по голове, что заставило его опуститься на колени, а в голове раздался звон, наполовину затуманивший сознание. Они что-то тараторили над ним, тот, пленивший его, и монах. Их руки крепко держали его, и одна вцепилась ему в волосы, так, что он не смог даже двинуть головой. И вновь, как в тумане, над ним замаячил крест. И на этот раз он опустился так, что его конец больно врезался ему в лоб, раздирая кожу. Монах некоторое время держал своё орудие, а затем рывком убрал его, наклоняясь ближе к Нику, чтобы получше разглядеть результат. Он что-то проворчал, как будто был недоволен, а затем отдал какое-то приказание второму. Ника поставили на ноги, связали за спиной руки, туго стянув врезавшуюся в тело верёвку. Затем, до сих пор невидимый, второй человек обошёл его кругом и стал перед монахом.
Хотя по комплекции он напоминал Строуда, но выглядел совсем иначе. Его лицо сильно заросло густой бородой, которая так высоко поднималась по его скулам, что почти сливалась с бровями, такими же густыми и лохматыми. На голове у него был металлический шлем, зазубренный, с полосами ржавчины, имевший отросток для прикрытия носа. Остальная его одежда была тоже под стать шлему: ржавая кольчуга наброшена поверх кожаной, столь изношенной и старой, что казалась почти чёрной. На кривых ногах он носил туго подогнанные, но уже дырявые кожаные чулки и сапоги, которые вот-вот должны развалиться.
Однако он был вооружён. На поясе у него висел меч, рядом с ним кинжал. За плечами у него виднелся лук. Он вытащил кинжал и искоса взглянул на Ника, приставляя остриё к горлу американца.
Монах с силой, резко потряс головой, что было характерно для всех его движений, и коротко отдал приказания. Его напарник широко ухмыльнулся, при этом его рот напоминал беззубую щель посреди тошнотворной бороды. Ухватив Ника за плечо, он подтолкнул его в сторону монаха, ковылявшего впереди них с высоко поднятым крестом, как будто это было и знамя, и грозное предзнаменование одновременно.
Было ясно, что он попал в руки очередной шайки беженцев. Ник, потрясённый собственной глупостью, всё ещё не мог прийти в себя, и мысли его продолжали путаться. Он с каждой минутой всё больше и больше сомневался в том, что эти люди могут проникнуться к его мольбам и просьбам, как товарища по несчастью. Солдат, если захвативший его в плен был солдатом, продолжал избивать его во время пути и источал такую жестокость, какая раньше никогда даже не снилась Нику. И поведение монаха, на его взгляд, было не лучше.
Они вышли на открытое пространство с небольшим ручьём, где встретили остальную часть этой компании. Там было ещё трое солдат, точно таких же, что сопровождал его, словно они были родными братьями. Но распоряжались здесь не они. Скорее, власть делилась между монахом и той, что сидела, прислонясь спиной к камню. Сейчас она вцепилась зубами в кусок недожаренного мяса, из тех, что жарились на вертеле, установленном над огнём.
Жир блестел на её подбородке и капал на шнурованный корсаж платья, где, застывая, присоединялся к другим остаткам подобной еды. Её кожа была серой от въевшейся вековой грязи, волосы, лишённые всякого ухода, потеряли свой блеск. Но её черты, будь она помыта и причёсана, были таковы, что сделали бы её несомненной красавицей даже в том мире, откуда явился Ник. И грязное платье было украшено, так же как и её пояс, тем, что когда-то было роскошной вышивкой. Такого же свойства были и кольца, которые украшали все её пальцы, включая и большой. На голове у неё подобие золотой короны, в центре которой, над самым её лбом, украшение в виде тусклого драгоценного камня синего цвета. Она напоминала принцессу из иллюстраций к книгам волшебных сказок, но только полностью деградировавшую.
При виде Ника она отшвырнула кость, которую только что глодала. Выпрямившись, она с величественным видом указала на него и что-то скомандовала ему, но содержания её приказаний он понять не смог. Однако среди произносимых слов попадались уже знакомые ему звуки. И когда он не ответил, его страж в очередной раз ударил его.