Здесь все рядом

К моему удивлению, мне удалось без каких-либо объяснений пройти не только на территорию монастыря, но и в апартаменты матушки настоятельницы. Апартаменты – громко сказано, конечно; небольшая приёмная, в которой сегодня никого не было, оттуда две двери. Направо открытая, в кабинет, налево закрытая, надо полагать, в личные комнаты. Я остановилась на пороге кабинета и постучала в створку распахнутой двери.

– Можно?

Настоятельница оторвалась от бумаг, которые перебирала, секунду на меня смотрела. Потом кивнула:

– Проходите.

«Не узнала? Или дорогая Розалия ей обо мне не говорила? Да быть такого не может, у тётушки же что на уме, то и на языке» – думала я, пристраивая пуховик на рогатую вешалку у входа и усаживаясь на жёсткий стул.

На стол перед Евпраксией лёг листок бумаги, распечатанное фото той самой страницы из бабушкиного дневника, где она пишет о книге, что хранится здесь. Монахиня прочитала написанное и подняла на меня неласковый взгляд.

– И что?

– Я – Тата Голубева. Татьяна. Внучка Александры Михайловны. Эти… инструкции адресованы мне, и я выполняю указания. Пришла к вам, чтобы получить книгу.

Настоятельница пожевала губами, потом сказала:

– Н-ну… предположим. И что вы будете с ней делать?

– Читать, конечно. Что ещё делают с книгами?

– Вы, милая моя, не совсем понимаете, что желаете получить. Это не просто книга, это многовековая история семьи… – она говорила, нисколько не стараясь смягчить голос, он скрипел, словно несмазанная дверь.

Я чуть прикрыла глаза и постаралась от этого скрипа отрешиться. Ну-ка, какие эмоции испытывает сейчас почтенная матушка Евпраксия? Передо мной поплыли картинки: бабушка, ещё даже не поседевшая, рядом незнакомая, очень на неё похожая женщина, похороны, цветы. Повеяло горечью, обидой, сожалением и теплом, и вдруг всё отключилось. Взглянув на настоятельницу, я увидела, что она усмехается.

– Проверяли?

– Конечно. Значит, кое-что ты уже умеешь, молодец. Но ты же понимаешь, Тата, что это только капля в море, самое начало.

– Понимаю. Для чего, по-вашему, мне книга? Я должна понять, как обращаться с этим даром, чтобы никому не навредить.

– Хорошо, наследство твоё я сейчас принесу, а ты пока подумай вот о чём: где будешь держать Книгу?

Вот прямо так, с заглавной буквы у неё это и прозвучало…

Матушка Евпраксия вышла, а я и в самом деле задумалась – если я час металась по своим полутора комнатам, пытаясь спрятать бабушкины записки, так старинный фолиант, что, буду таскать, привязав под юбкой? Тут настоятельница вернулась со свёртком в руках. Положила на стол и аккуратно отогнула края льняного полотенца.

Ой, мама! Это не книга, это книжища! Какое там «под юбкой», её и под кринолином не спрячешь. Форматом примерно, как какая-нибудь энциклопедия, толщиной с «Войну и мир» в одном томе, потёртая кожаная обложка… Я подняла взгляд на настоятельницу.

– Матушка, а нельзя ли тут, в монастыре, выделить какую-нибудь комнатку и разрешить мне приходить время от времени? Мы бы это там припрятали, и я бы училась. И вы были бы поблизости, чтобы я глупостей не наделала, а?

– Не смотри на меня так умильно, ты не кошка. Келью я тебе не дам, они не запираются, а вот при библиотеке нашей есть комната, там был когда-то скрипторий. Вот там можно и дверь закрыть, чтобы никто любопытный нос не сунул, и поработать.

– Где умный человек прячет лист? – пробормотала я, и нимало не удивилась, когда услышала ответ.

– В лесу!

* * *

Красивое слово – скрипторий[7]

. Мне сразу представились какие-то кадры из давнишнего фильма «Имя Розы» с Шоном Коннери: готические своды, высокие стрельчатые окна, монахи в капюшонах. Действительность резко обломала киношные представления. В бежицком женском монастыре это гордое латинское имя носила не слишком большая комната, метров двадцать пять, в которой стояли пять столов и столько же стульев. Окна были обыкновенными, стулья – удобными, а столы отличались от обычных лишь тем, что столешница была наклонной. У четырёх. На пятом стоял компьютер, принтер, сканер и ещё какая-то техника, и это уже вовсе губило на корню последние остатки романтических мечтаний.

Дверь в эту комнату вела из библиотеки, и она в самом деле запиралась на замок, даже на два: врезной и навесной.

– Вот тебе ключи, – матушка Евпраксия брякнула ими о столешницу. – Можешь приходить в любое время с восьми утра до восьми вечера, на воротах, если кто спросит, скажешь, что в скрипторий. Я бываю у себя после обедни, с одиннадцати утра и до полудня, в это время можешь заходить и задавать вопросы.

– А я думала, что обедня – это перед обедом, – ляпнула я.

Евпраксия нахмурилась.

– Не серди меня!

– Не буду. Всё поняла, если появляются вопросы, можно их задать с одиннадцати до двенадцати, но лучше этого не делать.

Она чуть заметно улыбнулась.

– В скриптории не ешь, нечего мышей приваживать. Если уж совсем некогда домой сбегать и пообедать, можешь присоединиться к сёстрам за трапезой, с двенадцати до двенадцати тридцати. Когда работу с книгой закончила, будь любезна её завернуть в плат, – она потрепала за угол льняную салфетку. – Убирать вот сюда.