Здесь все взрослые

Берди ездила стричь обитателей «Херон медоуз», дома престарелых на окраине Клэпхэма, и к переходу в мир иной относилась хладнокровно. Так или иначе, все мы шаркающей походкой отправляемся туда. Астрид уселась удобнее, откинулась назад, коснулась шеей холодного фарфора раковины. Закрыла глаза, а Берди тем временем включила теплую воду, проверила рукой температуру.

Если Рэндэлл не ошибся и автобус ехал пустой – это очень хорошо. У Астрид трое детей и трое внуков, и даже если бы их не было, потеря ребенка – жуткая трагедия и для молодых родителей, и для борцов с раком, и для действующих президентов, и для кинозвезд – вообще для всех. А когда умирают люди их возраста – Астрид и Барбары, – говорить о трагедии вряд ли уместно, тем более что у Барбары своих детей нет, люди еще поблагодарят господа, в том смысле, что школьный автобус вполне мог задавить кого-то другого. Конечно, по отношению к Барбаре это несправедливо. Все-таки у нее муж, кошки. Несколько десятилетий тому назад она помогала переводить первоклашек через дорогу – вот вам ирония судьбы! По крайней мере, не на этом углу, размышляла Астрид, прерывисто дыша, а Берди тем временем царапала остриженными ногтями ее череп.

О чем думала Барбара, когда на нее несся автобус? Почему она запарковалась на той стороне улицы, а не на этой? Что было в ее списке дел на день? Астрид выпрямилась, влага с волос потекла на шею и на блузу.

– Как ты? В норме? – спросила Берди, накидывая на плечи Астрид полотенце.

– Нет, – ответила Астрид. – Какая уж тут норма. Я ведь даже… знаешь… эта Барбара мне вообще не нравилась. Я просто… совсем выбита из колеи.

– Тогда, – Берди обошла кресло спереди и склонилась перед Астрид, встретившись с ней глазами, – идем в подсобку. – Губы Берди вытянулись в тонкую линию, совсем как у учительницы в католической школе. С решением она никогда не мешкала.

Астрид медленно кивнула и дала Берди руку. Они обошли полустену за раковиной и оказались в комнате, где молодая безбровая Джессика три дня в неделю с помощью воска удаляла пациентам волосы, и легли рядышком на двуспальный матрас, Астрид на спину, а Берди оперлась на локоть. Астрид закрыла глаза, совершенно изможденная. Как обычно – за долгое время сложился определенный ритм и последовательность действий, – Берди начала неспешно целовать щеки, уши и шею Астрид, все, кроме рта, потому что день был особенный, однако Астрид приподнялась и подтянула рот Берди к своему. Нельзя тратить время впустую. Разве тот школьный автобус – последний? Сколько раз людям напоминать о подобном? И чего ей ждать? Она вдова, ей шестьдесят восемь лет. Лучше поздно, чем никогда.

Глава 2

Такси ТВ

Сесилия втиснулась между родителями на заднем сиденье такси – от него пахло дезодорантом. Для перевозки подростков от тринадцати до пятнадцати лет без сопровождения железнодорожная компания Amtrak ставила несколько барьеров, в частности, привезти подростка к поезду должен взрослый. Считалось, что Сесилия от этой поездки только выиграет, но она привыкла называть вещи своими именами. Все-таки ей тринадцать, доступ в интернет разрешен. Скорее похоже на защиту свидетелей. Из школы ее официально никто не исключал. Получалась некая попытка взять паузу, какую берут родители в телесериалах, когда уже точно решили разводиться. Идею Сесилия выдала сама, почти что мимоходом, когда обсуждала с родителями, что им делать, как решить проблему со школой. Тут она и ляпнула, просто в шутку, – а давайте я на этот год переберусь к Буле!

Однако на следующее утро родители, сидя за их крохотным кухонным столом, с налитыми кровью глазами, будто так и не вставали из-за него после вчерашнего ужина, сообщили ей: они списались с тамошней школой, поговорили с Астрид и приняли решение – да, она поедет туда. Сесилия не могла сообразить, на кого она больше сердится: на родителей, за то, что отправляют ее к Буле, или на школу, что разрешила ее вот так спихнуть. Где же справедливость? Справедливостью тут и не пахло. Полный мрак, хотя из маленькой квартиры она и перебиралась в огромный дом. Все прибамбасы ничего не стоили по сравнению с ощущением гигантского провала и тотальной несправедливости. Сесилия тысячу раз пыталась все себе объяснить, но всякий раз приходила к одному и тому же выводу, и говорить о справедливости уже не имело смысла. Дело сделано.

– Большой дом в конце лета, да и вся долина – это круто.

Отец Сесилии, Николас Стрик, Ники Стрики, был младшим в семье и сбежал из родительского дома, когда ему не стукнуло и восемнадцати. С тех пор он появлялся там только по праздникам и по особым случаям, движимый чувством вины, и такая поездка планировалась сильно заранее. Так что надеяться на него нечего.