Здесь все взрослые

После рождения близнецов Ники попал в Клэпхэм впервые. Три года! Было время, три года казались Астрид вечностью, когда ее дети считали свой возраст, используя четверть и половину, потому что целый год воспринимался ими неисчислимым пространством, и в его начале они и представить не могли, что он закончится. А сейчас три года – как дни, в лучшем случае недели. Ники все равно остается ее ребенком, быстро ли бежит время или тянется медленно, большие охватывает промежутки или маленькие, когда Ники нет в стенах родного дома, для нее это трагедия. Только кому пожалуешься? Портер и Эллиот привыкли жить в харизматичной тени Ники, значит, им не пожалуешься, несправедливо. Расселла нет. Двое из ее троих детей живут на расстоянии пяти минут! Подругам тоже плакаться не станешь – их дети перебрались в Лос-Анджелес, Портленд или Чикаго, туда надо лететь самолетом, даже чтобы просто поговорить через сеть, надо договариваться заранее из-за разницы во времени, а без этих сеансов внуки вообще забудут, как выглядят их дедушки и бабушки. Джульетта и Сесилия приезжали погостить два или три раза в год, оставались на выходные, просто чтобы развлечься, сходить в местный зоопарк, поплавать в местном бассейне, когда от Бруклина уже хочется выть. Так что три года – не такой уж большой срок, нельзя сказать, что они отдалились друг от друга или, не дай бог, поссорились, просто Ники не любит сюда приезжать, ему хорошо с самим собой, он любит путешествовать. Когда появилась Сесилия, ездить в гости стало сложнее, Астрид понимала. До чего же, однако, матери хотелось любви своего взрослого сына!

Астрид сделала поворот и оказалась на улице, где живет Эллиот. Наверное, с самого начала она собиралась именно сюда. С детьми так – каждому нужно что-то свое. Одному – чтобы его обнимали и тискали, другому подайте свободное пространство и тишину. Астрид пыталась, честно пыталась дать каждому из своих детей то, что им хотелось, но преуспеть на этом поприще оказалось невозможно. Наверное, Эллиот еще не видел брата, и Астрид решила пригласить его на ужин – пусть к ней приедут все ее дети и внуки. Это же так просто – не в связи с праздником или какой-то годовщиной, когда в центре внимания кто-то один и все вертится вокруг него, а просто так, потому что все они живы, находятся рядом – это ли не чудо? С возрастом Астрид все лучше понимала: ее родители и ее дети – самые близкие ей люди, поколения скользят быстро, двадцать пять лет между ней и ее мамой и тридцать с чем-то лет между ней и ее детьми – пустяк, ведь еще живы жертвы Холокоста, который случился меньше чем за десять лет до ее рождения, а ее дети читали об этой трагедии в учебниках истории. Все пролетело в мгновение ока. Ее дети были детьми, а сейчас они – взрослые. Все они – взрослые, здесь и сейчас.

Астрид поставила машину у подъездной дорожки к дому Эллиота, позвонила в звонок – громкий, электронный сигнал, нарочитая имитация колокольчика. Никто не ответил, она взялась за дверную ручку, и дверь вдруг открылась. Через широкое окно в гостиной Астрид увидела во дворе Венди и близнецов. Венди стояла на коленях перед одним из братьев и обрабатывала мелкую ранку. Она хорошая мама, строгая, но любящая. Астрид уважала Венди за ее бесконечное терпение – ведь ее шалопаи выведут из себя кого угодно. Они в этом смысле покруче ее собственных детей, правда, в восьмидесятые жизнь была совсем другой и предъявляла к ней куда более скромные требования. Тогда не существовало даже ремней безопасности. Ей хотелось предложить Венди нечто большее – посидеть с детьми, что-то подсказать, рассказать какие-то забавные истории из детства Эллиота и его сестры с братом, однако она знала, что ее намерение будет принято без энтузиазма, и держала рот на замке. Стоило ей удариться в воспоминания, как крошка Эллиот бухнулся на плотную пеленку, учась делать первые шаги, Эллиот смотрел на нее с прищуром, будто она спрашивала, как у него нынче со стулом.

Дверь в кабинет Эллиота была закрыта. В огромном доме Айдан и Захари занимали одну комнату, еще несколько спален, предназначенные для возможного пополнения семейства, после мозгового штурма превратились в места для всяких абсурдных занятий: домашний спортзал, игровая комната, библиотека, для нее купили большие книги в кожаных твердых переплетах, читать которые никто не собирался. Астрид постучала, подождала. Услышала, как Эллиот вздохнул, заранее недовольный, – и медленно повернула дверную ручку.

Эллиот играл в гольф. Имитировал – с помощью видеоприставки и экрана телевизора. Астрид бесило, что в кабинете у него стоит телевизор. Не кабинет, а гольф-клуб, подростковая фантазия на тему взрослой жизни.

– Привет, мама, – сказал Эллиот, не поворачиваясь.

– Откуда ты узнал, что это я? – спросила Астрид.

Эллиот отвел локти назад, изображая удар, в руках крошечный пульт – и якобы запулил мяч высоко в иллюзорное голубое небо.

На экране появился результат, после чего Эллиот нажал кнопку, и экран погас. Он швырнул пульт на стол.

– Какие новости?