Здравствуй, сынок

Школа находилась в соседнем селе. Каких-то три километра лесом и на месте. Учились в одну смену, поэтому по утрам все ученики, и первоклашки, и старшие, шли вместе, а после уроков, как получится. И никто за детей не беспокоился. Лет тридцать так ходили, и ничего. Нередко Светка возвращалась и с Натальей Николаевной, когда вместе заканчивали. Доча тогда уже третьеклассницей была – взрослая. Так и в тот день должно было случиться, но директор попросил биологичку подменить заболевшего учителя, а Светка ждать почти целый час не захотела, хотя на улице поднялась метель, и начало темнеть. «Чего бояться? Тыщу раз ходили, и ничего! – подумала девочка, и отправилась домой одна. Ну, что с неразумного дитя взять? Решила и пошла. А зима в тот год припозднилась что-то. Всё дожди, да дожди, а потом разом и нагрянула. Дорогу-то замело, засыпало снегом, и не угадать, где лужи с ещё не замёрзшей водой. В такую лужу Светка и вляпалась. Чуть не до пояса в ледяную воду ухнула. Выбралась кое-как, и нет бы в школу вернуться, недалеко ведь отошла, так она, дурёха, домой побежала. Пока добралась, в ледышку превратилась. Мать, увидев дочь, чуть в обморок не свалилась. Со слезами на глазах бросилась раздевать дрожащую от холода девочку, ругая и жалея одновременно. Кое-как сорвала одежду, расправила постель, укутала ватным одеялом и бросилась в погреб за самогонкой. Притащила трёхлитровку, да давай щедро поливать и растирать дрожащее тело дочери. С полчаса трудилась, пока Светка не отогрелась, и сама Ирина не упыхалась. Чаю вскипятила, да с малиновым вареньем заставила выпить. Только тогда и остановилась. Остановилась, а тревога не ушла. Чуяло материнское сердце, что этого недостаточно, поэтому кинулась баньку растапливать – первое дело против простуды. Семёныч в это время на лесозаготовках был. Пришлось оставить пятилетнего Серёжку за сестрой присматривать. Пока за водой сбегала, пока с растопкой возилась, не меньше часа прошло. Прибежала домой, а Светка уже в бреду. Какая тут баня? Ни фельдшера, ни доктора в деревне отродясь не было. Ничего не было. Магазинчик только маленький, вот и все радости цивилизации. Что делать? Будь хоть семи пядей во лбу, что здесь придумаешь? Всё на центральной усадьбе леспромхоза. Оделась и бросилась к соседке, Наталье Николаевне, благо у той единственный на всё село телефон был. Дозвонилась сразу, но фельдшерица уехала в район, связаться с ней никакой возможности нет, и раньше завтрашнего дня её не ждали. Объяснила ситуацию, передала просьбу приехать, как только появится, и вместе с соседкой побежали домой. Прибегают, а дочери ещё хуже стало. Мечется в бреду, да всё Серёжку куда-то зовёт: «Пошли, Сергунька! Пошли со мной!». А малыш от страха под стол залез. Ревёт, слезами заливается, а подойти к сестре боится. Ну, что здесь делать? Стали отвары готовить, да только зря всё. Не успеют хотя бы ложку в рот залить, а её тут же и вырвет. Так до полуночи и металась, а потом вдруг разом и успокоилась, и подумала Ирина, что всё самое страшное позади. Отправила соседку домой, накормила сына и уложила спать, а сама присела на табуретке дежурить у постели дочери. Сидела и молилась. Сидела и молилась. Молилась беспрестанно, но столько в этой молитве было отчаяния, что и не понимала откуда оно. Молилась и не заметила, как навалилась дрёма, да уложила мать рядом с дочерью.

Очнулась под утро. С тревогой посмотрела на дочь и отлегло от сердца. Личико светлое, спокойное, без каких-либо признаков горячки. «Ну, всё! – подумала. – Минула лихоманка! Теперь на поправку пойдёт!». Протянула руку проверить температуру, и тут же отдёрнула. Обожглась будто. Не от горячки обожглась, от холода ледяного. Не поняла поначалу, что это значит, хотела ещё раз проверить, но смелости не хватило. Прижала руку к груди и непонимающе уставилась на дочь. А что здесь непонятного? Засох аленький цветочек. Ещё вчера обильно орошал материнское сердце бесконечной любовью и лаской, а тут в одночасье и засох. Вырвал кто-то безжалостный из жизни этой навеки. Смерть! Пришла и не спросила! И никогда не спрашивала! Смерть – это тоже часть жизни! Как только родится человек, в ту же секунду и начинает готовиться к смерти. Не думает только никто об этом. Всякому кажется, что не про него это. Страшно, потому что!

Семёныч смог приехать только на следующий день. Всё село хоронило. Слёз, да причитаний было столько, что даже у сдержанных на эмоции мужиков дух порой перехватывало. Орать хотелось от такой вопиющей несправедливости, от непонимания – за что?! Крушить хотелось всё, или башкой об стену. Еле сдержал себя.