Плохонький камин, походивший на низкую печь, сиротливо взирал на него пустой черной глазницей. Павел давно мечтал облицевать его мрамором, но все как-то по деньгам не вытанцовывалось. Вооружившись кочергой, он аккуратно вычистил золу, нащипал лучины, разжег огонь и подбросил пару сосновых поленьев. Временами ему хотелось побыть в одиночестве, поразмышлять, тогда Градов располагался у камина и, пристально вглядываясь в затейливо переплетающиеся рыжие лоскуты пламени, думал, думал…
Придвинув к ожившему камину старенькое кресло, он уселся с твердым намерением просидеть так до прихода дочери. Огонь страстно вылизывал недовольно потрескивающие поленья, и Павел задумался.
В последнее время жизнь шла наперекосяк; бизнес постепенно умирал; жена заела; любовница мотала нервы и сосала деньги, будто пиявка; Лиза тревожила; и только Варенька, ангел, грела душу.
«Который час? – спохватился Павел и озабоченно взглянул на каминные часы. – Уже половина десятого, а Лизы еще нет».
Полгода назад после очередного увольнения и вынужденного двухмесячного безделья Лизы он устроил дочь к Каспарову секретарем. Андрон неохотно пошел на это, заявив, что иметь с Павлом какие бы то ни было дела зарекся. Однако, спустя месяц, уступив настояниям заботливого родителя, сдался и установил для взбалмошной Елизаветы (а о том, что она с «норовом», знал уже весь город) три месяца испытательного срока. Испытательный срок закончился два месяца назад. Лиза получила постоянное место в компании, зарплату ей повысили, и беспокоиться, казалось бы, больше не о чем. Павел, однако, тревожился, одолевали нехорошие предчувствия, он старался гнать дурные мысли, но они упорно возвращались. Старый стал, пятьдесят три – это вам не фунт изюму. Нервы ни к черту, здоровье хилое. Павел тяжело поднялся, подошел к сейфу, достал оттуда бутылку армянского «Ани» и налил полбокала. Пить он бросил, но время от времени позволял себе в качестве сосудорасширяющего сто грамм. Выпил залпом, удовлетворенно крякнул, вытер рот ладонью и, вспомнив о звонке Сабины, решил отложить разговор до завтра.
«Опять денег просить будет, крохоборка, – неприязненно думал он, доставая из шкафа теплый шотландский плед. – Пора с ней прощаться. Вот только как? Девка ушлая, точно рыба-прилипала. Попробуй отвяжись».
Тяжело вздохнув, Павел закутался в мохнатый плед и вернулся к огню. Догорающие поленья подернулись мерцающими золотыми сполохами, Павел поправил их кочергой. «Господи, вот так бы и помереть. Уснуть и не проснуться, – отрешенно думал он. – Устал, смертельно устал…»
Его не беспокоили, Марина с Варюшкой наверняка смотрели очередное дурацкое ток-шоу. Мысли ворочались, как медведи в берлоге: все ленивее и тяжелее. Незаметно для себя Павел задремал. Спал тревожно, снилась галиматья: галдящая толпа обозленных родственников и вонючий грязный пруд, в котором он, Павел, невесть как очутился. Проснулся от негромкого, но настойчивого стука.
– Что? Кто здесь? – подхватился он, ошалело озираясь.
В комнате было темно, камин давно погас, глухая тьма наползала со всех сторон, лишь от окна слабо струился скупой свет уличного фонаря. Павел подслеповато прищурился, силясь разглядеть циферблат часов, когда в дверь снова поскреблись. Кряхтя и покашливая, он поднялся – ноги затекли, спину ломило. Сказался сон в неудобной позе.
– Ну кто там еще? – сиплым спросонья голосом спросил он.
Из-за двери послышался срывающийся шепот Лизы:
– Папа! Папа! Открывай! Скорей открывай, слышишь!
– Здрасьте, пожалуйста. Явилась – не запылилась. Ночь на дворе. Люди спят, а ей трын-трава. Потрепаться захотелось, – недовольно бубнил Павел, роясь в карманах брюк в поисках ключей.
– Быстрее, папа. Быстрее, – встревоженно лепетала дочь за дверью.
– Бог мой, да что случилось-то? – нотки отчаяния в голосе дочери насторожили Павла. Понял – произошло непоправимое. Его разом затрясло, пальцы одеревенели, и он с трудом попал ключом в замочную скважину.
Лиза вихрем ворвалась в кабинет и кинулась к отцу, руки тряслись, бледное лицо перекошено, густые черные волосы растрепались, как у ведьмы. От неожиданности Павел отшатнулся. Бросившись на шею отца, она громко прерывисто зашептала:
– Папа, я убила его. Убила! Что делать?
Павел оторопел:
– Что ты городишь? Кого ты убила?
– Каспарова, папа. Убила! – и она бурно разрыдалась.
Глава вторая
Вечером из заплеванного подъезда местной телекомпании «Наше ТВ» вывалилась гомонящая толпа сотрудников, журналисты живо обсуждали прямой эфир с мэром города Свешниковым и кандидатом в депутаты Государственной думы Сергеем Парамоновым. Кандидат, будучи близким другом мэра, пользовался безграничной поддержкой последнего.
Компания остановилась под ближайшим фонарем, мужчины столпились вокруг эффектной огненно-рыжей девицы лет тридцати.