Здравствуйте Аисты

В годы моего детства каждый мальчишка мечтал стать лётчиком. Эта неземная профессия была овеяна тогда легендами и прославлена удивительными подвигами.

В пятом классе я с замиранием сердца следил за спасением челюскинцев. Вы, конечно, читали, что был такой пароход «Челюскин», который в Арктике раздавили льды, и он затонул. Так вот, команда парохода и участники полярной экспедиции

успели выгрузиться на льдину и разбили на ней лагерь. Как тут было не волноваться?!

С уст не сходили имена отважных лётчиков: Ляпидевского, Доронина, Слепнёва, Каманина, Молокова, Леваневского, Водопьянова, которые на своих не приспособленных к суровым условиям Севера самолётах пробивались к ледовому лагерю. То-то было радости, когда они вывезли челюскинцев с льдины на материк!

Правда, желание стать лётчиком у меня возникло ещё раньше — в одно, как говорится, прекрасное утро, когда мне было всего шесть лет.

Я жил тогда у дедушки в маленьком городке Ахтырка, что находится на Украине между Сумами и Харьковом. Это очень тихий и зелёный городишко возле речки Ворсклы.

Дедушка мой был знаменитый на весь город каменщик: печи клал, стены кирпичных зданий возводил. И ещё дедушка очень любил петь. Особенно нравилась ему песня «Дывлюсь я на небо». Я часто подпевал дедушке, и меня удивляло, почему эта песня такая грустная, почему в ней столько тоски по небу, по воле. Разве люди могут быть соколами и летать, как птицы?

Как-то я спросил об этом дедушку, он загадочно ответил:

— Мал ты ещё. Вот. подрастёшь — узнаешь, что люди тоже могут летать.

Каждое утро я выгонял за калитку козу Маньку и привязывал её к колышку на ближнем выгоне, где она паслась целый день. Я недолюбливал Маньку: она была драчливой и при • каждом удобном случае норовила боднуть. Только зазевайся!

А зевал я часто. Привязав Маньку, я засматривался на аистов, которые пролетали над выгоном к болоту. Крылья у них большие, широкие, с чёрной опушкой на концах, клюв длинный, красный. И ноги тоже длинные и тонкие, словно жёрдочки из лозы. Воробьи, голуби, вороны и все прочие птицы, которых я знал, в полёте часто-часто крыльями машут, а вот аисты величественно парят.

У нас в огороде, на старом тополе с засохшей вершиной, гнездилась семья аистов. Я внимательно к ним присматривался. Аистиха всю весну сидит в гнезде, птенцов высиживает, а старый аист, как дозорный, рядом на одной ноге стоит, свой дом охраняет. Подойдёт время обеда, оттолкнётся аист от

гнезда, расправит широкие крылья — и полетел на болото, даже ни разу не взмахнув ими.

Как это у него получается? Почему он, не махая крыльями, летит и не падает? А воробей при полёте так трепыхает крылышками, что их не видно. Да, есть над чем задуматься! . .

Особенно поражало меня то, что аист, слетев с гнезда, мог не только снижаться на неподвижных крыльях, но и набирать высоту. Кружится на месте и всё выше и выше поднимается, иногда под самые облака — в точечку превращается.

Смотрю я, рот разинув от удивления, а Манька тут как тут: подкрадётся сзади, на дыбы станет — ба-бах в спину! Не зевай!

Хотел я расспросить у дедушки про аистов, а он опять за своё: «Мал ещё...»

Дедушка и бабушка мои были очень богомольны. Каждое воскресенье дедушка расчёсывал перед зеркалом свою окладистую седую бороду, брал меня за руку и вёл в церковь.

Церковь была недалеко от нас, и чем ближе мы подходили, тем громче гудел большой колокол. И вот в то памятное воскрес ное утро даже сквозь этот могучий гул я уловил какой-то другой, непрерывный и нарастающий звук. Он был немного похож на звук единственной в Ахтырке пожарной машины, которая, сверкая медным колоколом и красными, словно на- дутыми, боками, поднимая тучи пыли, проносилась иногда по улице. Но этот звук был гуще и мощнее. Он приближался откуда-то из-за тополей, обрамлявших церковную площадь, и уже не я один, а все люди повернули головы, выискивая причину такого гула. И вдруг из-за деревьев выскочило какое-то крылатое чудо. Оно летело ниже церковного купола, так что я отчётливо увидел два крыла, оглушительно ревущий мотор, а в открытых кабинах под верхним крылом — две головы в ко

жаных шлемах и очках.

Я никогда не видел ничего подобного, не знал, что это, и от удивления буквально остолбенел. А чудо так же мгновенно скрылось за деревьями, как и появилось. Только звук ещё некоторое время таял в воздухе.

Бабы крестились, кто-то с перепугу даже упал на колени, а я, всё ещё поражённый увиденным, тихо спросил:

— Дедушка, что это?

— Е-ро-план! — уважительно прошептал он трудное и незнакомое слово.

...Вот с тех пор я решил: вырасту — и непременно научусь летать.

ПРИКОСНОВЕНИЕ К НЕБУ

осле четвёртого класса я переехал из Ахтырки в дачный посёлок Боярку, под Киевом, где жила

мама.

Мама писала, что по дороге из Киева в Боярку, неподалёку от станции Пост-Волынский, есть большой аэродром, на котором много самолётов, и их хорошо видно из окна вагона.

Сейчас об этом, наверное, смешно читать, но в то время

самолёты были ещё редкостью, и над Ахтыркой они пролетали не часто.