Здравствуйте, доктор! Записки пациентов

В коридоре по стенам развешены плакаты «Грязные руки — путь к дизентерии» и «Холера и брюшной тиф». В плакате про дизентерию маркером исправлена ошибка: кто-то написал название болезни через три «е». Наверное, дурацкий плакат поручили сделать какой-нибудь санитарке. Внутри кабинета на стенах тоже висят плакаты, например, большое нарисованное сердце и черные буквы «Инфаркт» поперек него. Очень жизнеутверждающий плакат, особенно если смотреть на него в течение всего рабочего дня. Ничуть не лучше, чем читать про дизентерию и брюшной тиф. Если задуматься, вполне себе средневековые болезни. А и то, чем не средневековая больница? Особенно эти лица в коридоре. Если вспомнить старые полотна, станет понятно, что лица эти ничуть не изменились за столетия. Единая гримаса страдания человеческого, вечная для всех времен. С разными вариациями. Синюшные губы и одышка — дыхательная недостаточность, может быть, даже тяжелая многолетняя астма. То же самое у бабки с одутловатым лицом и отечными, надутыми голенями, которые, кажется, вот-вот лопнут, — это тоже недостаточность, но уже хроническая сердечная. Пастозный, бледный дядька, мешки под глазами — почечник. А мужчина и женщина, сидящие в разных концах очереди, не знакомые между собой, но похожие друг на друга как брат и сестра за счет округлых животов и приплюснутых, смазанных черт, подчеркнуто мужеподобных у женщины и женственных у мужчины, с блеском и желтоватой каймой в глазах, и — да, рты, почти беззубые рты, впрочем, не препятствующие тому, чтобы женщина время от времени, произнося слова, скалилась в улыбке, — это его высочество алкогольный цирроз печени, он рисует свою печать на лицах испитых бедняг со времен Брейгеля, а то и дольше того.

— Врачиха-то молодая, вот и принимает долго.

— Да ладно вам, молодая, она уже много лет здесь работает, а все ковыряется с каждым, ковыряется… Наверное, наоборот, умная больно.

— Чего умная, была бы умная, очереди не было бы. Вон эта, на пятнадцатом участке, всех уже приняла и домой поскакала.

— Может, не домой, а на участок потопала, по квартирам ходить.

— Ну пошла. Ходить пошла. А эта все сидит.

— Сидит, значит — надо. Лечит, значит. Нас, болящих, и лечит.

— Кого тут лечить? Тебя, что ли, лечить? Тебя, дед, сразу хоронить, и то дешевле обойдется.

— Ох и верно. Помереть легче, чем здесь сидеть.

— А уйти-то, уйти? Жалко небось, целый день уже потерял.

— Да. И не уйдешь.

— Вот и сидим.

— Сидим…

Дверь кабинета хлопнула.

— Следующий!

— Доктор, это снова я…

— Господи, это снова вы.

Надо, надо все-таки покончить, наконец, с этой проблемой. Сколько можно отвлекаться от работы?..

— Доктор. Я уже не могу. Уделите время.

— Что ж. Придется. Говорите. Только быстро.

— Да я и так быстро.

— Что приключилось?

— Желудок, сил нет. Спазм, это же невозможно, доктор, прихватывает так, что хоть ложись прямо здесь…

— Когда лежите, боль проходит?

— Проходит.

— А сейчас болит?

— Доктор, именно сейчас и болит.

— Так, вот кушетка. Ложимся.

— На спину, живот освободить?

— Дура, на живот ложись. Вчера опять психовала дома?

— Да, ребенок пришел с парой по русскому, пришлось учить уму-разуму.

— И ты учила, ремнем махала.

— Махала.

— Вот и зря я тебя без очереди приняла.

— Какое без очереди? Я ж полдня здесь мучаюсь…

— Нечего было вчера ремнем махать под носом у ребенка. Он не виноват, что ты работаешь в две смены на трех работах. Другие матери детьми занимаются, а ты только ремнем машешь…

— У других детей есть отцы…

— Да, у других отцы есть, а ты психическая, и потому у твоего ребенка отца нет. И потому я принимаю тебя в последнюю очередь.

— Я тоже человек, у меня спазм…

— У тебя, конечно, спазм. Ты, конечно, человек. Сейчас ты выпьешь три таблетки но-шпы и тридцать капель валерьянки и полежишь здесь пять минут.

— Как я буду лежать, когда там, снаружи, — огромная очередь? А если они меня увидят? Им всем надо побыстрее.

— Я запру дверь, ты пять минут полежишь, а потом пошла вон с кушетки. И работать. И будет побыстрее. Очередь я беру на себя.

— Спасибо, доктор.

…Спасибо… Вот так самой себе спасибо и говоришь, когда, наконец, услышишь саму себя. Но чаще всего саму себя ты не слышишь. Это практически невозможно, потому что там, снаружи, — целая толпа, и всем еще хуже, чем тебе. Ох, ну и спазм. Хоть бы прошло поскорей…

Женщина-врач запирает дверь, снимает халат и ложится на кушетку животом вниз. Тело ее расслабляется, рука свисает с кушетки, волосы растрепаны, прическа сбилась. Женщина лежит, халат висит на спинке стула. Она лежит ровно пять минут. Больше в кабинете никого нет.

Доктор, здравствуйте.

Здравствуйте, доктор.

Олег Рябов

Рубашка от Пипы

© Олег Рябов, 2014