Здравствуйте, Эмиль Золя!

«Скоро уже три недели, как мы здесь, живем мы в полнейшей тишине и спокойствии. Жена моя чувствует себя лучше, особенно с тех пор, как установилась хорошая погода. Я хорошо поработал, но рассчитываю закончить „Истину“ лишь к концу месяца. Это ужасно длинная вещь… Поэтому я очень устал… Днем я с наслаждением прогуливаюсь по саду, наблюдая за жизнью, которая кипит вокруг меня. С возрастом я чувствую, что все уходит, и я еще более страстно люблю все живое…»

Золя писал «Истину» с 17 июля 1901 по 7 августа 1902 года. В сентябре роман начинает печататься в «Орор». Никогда еще он не писал с такой быстротой. Он задумывается о дальнейшей работе, о четвертом Евангелии — «Справедливости».

«Я окунусь с головой в утопию, да, это будет, без сомнения, сон красоты и доброты, лирический апофеоз человечества, постепенно продвигающегося по пути цивилизации. Я напишу большую поэму[196] в прозе, полную света и нежности».

Он лежит в кровати и слышит, как Александрина говорит садовнику:

— Не шумите, мой муж спит.

Нет, он не спит. Он грезит. Двенадцать пьес, посвященных и переданных по завещанию Денизе и Жаку, чтобы обеспечить их будущее… Весной он гулял с ними по берегу Сены… Он привез их в новой лодке «Накипь»… Он рассказывал им о работе речников… «Я напишу драму о лесорубах и речниках, о реке и лесе… Река течет.

А затем напишу: „Для чего?“ Для чего разводятся? Женщина разводится, чтобы вторично выйти замуж, и обманывает своего второго мужа, сойдясь с первым. О, это неплохой сюжет! Бурный и острый фарс, бесполезное волнение, тщетные попытки добиться счастья, топтанье на месте бедного человечества… А затем… я изображу Вечную Любовь, расскажу историю неистовой страсти, которой охвачены замужняя женщина и ее любовник, оба принадлежащие к классу буржуазии…» Он слышит, как женщина восклицает над трупом своего любовника: «Он навсегда унес в своем взоре образ моей вечной молодости». Женщину будет играть Сара Бернар… «Я, пожалуй, лучше назову пьесу „Почему любят“, или

„Молодость“, или „Госпожа“… „Госпожа“ — хорошее название. Госпожа… Госпожа Жанна Золя, моя бедная Жанна, тебя все-таки называют госпожой… Я хочу, чтобы у моих детей было имя Золя! Золя! Золя! Боже мой, ведь так кричал Сезанн, когда звал меня в Эксе посмотреть на проходившие по улице кавалерийские эскадроны! Поль! Поль! Да. Один из персонажей будет художником, милый мой старина Сезанн… у меня нет больше желания писать романы,

ты знаешь это. Я должен свести счеты с театром. Если, паче чаяния, не уеду в Палестину! Нужно написать кое-что о сионизме…»

Весь дом, в котором жужжат залетевшие с улицы насекомые, погружен в дремоту, но старый Золя уже проснулся.

Когда ему случалось вот так грезить, он часто думал о Сезанне, о живописи. Его все больше и больше разочаровывала революция в живописи, которая все еще продолжалась и которая уже подыскала себе святых: Сезанна — теоретика, Гогена — конкистадора, Ван-Гога — больного пророка истинной жизни.

Он высказал в адрес художников немало горьких слов, которые свидетельствуют не только о том, что командир был раздосадован, так как войска ушли вперед, оставив его позади, но и о глубоком непонимании их исканий. В 1889 году, когда Моне организовал сбор средств по подписке, чтобы купить картину «Олимпия» у вдовы Мане и затем передать ее в дар государству, то певец соборов и белых водяных кувшинок с удивлением получил от Золя письмо следующего содержания: