Зеленая стрела удачи

Игорю такое положение понятно, но не знакомо. Он его не переживал, и если попытаться представить, что было бы, если бы его, воспитанника советского втуза, выпускника славного Московского автомеханического института, так же как Бондарева, вывели бы из кабинета и поставили на ящик среди гудящей толпы, то это просто фантазия. И не потому даже, что ситуация фантастична, — нет духовной основы конфликта. Он инженер, но мог быть рабочим. Должности эти — не сословия. Нет барина и нет работника.

— Я автомобильный человек, — говорит Игорь. — Хотите, я вам один примерчик дам. У меня все вокруг автомобиля вертится, так что не обессудьте. Автомобильный пример. Я за рулем с шестнадцати годов. Бывало над кем смеялась шоферня, кто был фигурантом во всех гаражных анекдотах, кто пер на красный и давил по пустой трассе в левом ряду? Частник, белоручка, пижон в зеленой шляпе. Он самый. Неумеха и раззява. Традиция подобного отношения достаточно глубока. Вспомните Достоевского с его «Записками из мертвого дома». Русский простой мужик относился ко всем этим «ученым» как к барам, чужие они были. На трассе нечто подобное наблюдалось у нас до семидесятого года. Есть точная дата. В семидесятом хлынул на дороги массовый автомобиль. «Жигули» пошел — и за руль сел и лекарь, и пекарь, и кто угодно, короче, человек не автомобильной, иной профессии. И смех над белоручкой прекратился. Частник, оказалось, может здорово шоферить. Но он при этом еще и доктор, и парикмахер, и физик-теоретик, а рулит будь здоров, так как же над ним смеяться, его уважать надо. И нет уже анекдотов про пижона в зеленой шляпе... Таксист с частником стукнутся, так разбираться будут кто прав, кто виноват, и сами же таксисты будут говорить: «Лихачат наши. Работа такая. План...» А раньше бы — все ясно: «Куда лез, дурак? Продавай машину, катайся на метро». И весь разговор. Вот вам, пожалуйста, еще одна грань на наших глазах стерлась.

На следующий день с утра я пошел к Самому. Мне нужна была командировка на полигон. Я хотел писать про испытания нового двигателя.

— И какую ж тему вы предлагаете? — спросил Сам, с любопытством глядя на меня поверх золотых очков.

— Автомобильный двигатель и защита окружающей среды, там интересные решения и конфликты есть...

— Конфликты, — насмешливо хмыкнул Арнольд Евсеевич. — Конфликты! Вы все с ума посходили, вас интересуют только автомобили, телевизоры, кофемолки, патефоны, то есть проигрыватели, как будто другой темы нет. Вы тоже будете доказывать, что техника портит человека, мещанином он от нее становится и себялюбцем, в отличие от сельского первозданного жителя, который не страдал избытком техники, а потому любил соседей и природу? Верно ведь, а? Будете ведь...

— Тут особый случай.

— По мнению кардинала Ришелье, все особые случаи имеют личную окраску. Без окраски они просто случаи. Поймите, Геннадий Сергеевич, у меня уже сил нет читать на эту тему. Помню, лет пятнадцать назад были физики и лирики. Спорили с пеной у рта, доспорились до того, что ветка сирени нужна и в космосе. Этакая смелость мышления! Замах какой! А вот мне сирень эта не нужна ни на земле, ни в космосе, у меня от нее аллергия. Ну да ладно... Значит, вы хотите писать о новом автомобильном двигателе? Я вас правильно понял? И тоже, небось, включитесь в отчаянный спор, доказывая, что моторы ваши портят не только воздух, но и души. Я знаю, вам всем потребно широко мыслить.

— Вы смеетесь...

— Гена, — иногда Сам называл меня по имени и на ты, но редко. — Гена, пойми, я только что сдал в набор профессора одного статью. Диспут. Спор. На этот раз не физики и не лирики, а — «следы на асфальте и следы в жизни». Будто выйти на асфальт это все равно, что «выйти на панель», и духовные ценности следует искать в чистом поле, в лесу, в тайге, в огороде, а на асфальте их нет. Известно ли тому профессору, что к двухтысячному году половина населения всей земли будет жить в городах, на асфальте?

— Я его не читал.

— Вы хитрый парень, Гена, вы уходите от ответа, но я-то знаю, что вы хотите написать.

— А я не знаю.

— Так как же вы просите командировку, если вы не знаете? — Сам встал, подошел к окну и поднял жалюзи. Он стоял ко мне вполоборота, тяжелый и квадратный в черном шерстяном костюме. Солнце резало его лицо пополам.

— Техника, техника, — вздохнул он. — Дочка замуж вышла, а жене моей несерьезным этот брак казался. Вдруг приходит радостная с известием: молодые холодильник купили. И вся счастьем светится. Холодильник, железный аппарат для понижения температуры, эмалированный шкаф — символ семейной стабильности. На первом этапе. Семья с него начинается.

— С любви семья начинается.