Зелёная земля

но, бедное варшавское паньство,

у тебя сплошные банкноты…

Панове коммерсанты, у вас я

перенял вашу старинную моду -

с Богом на углу торговаться

на предмет хорошей погоды.

4

Меж тучных ламп и костёлов тощих

есть Rynek downy, где всё в порядке:

один шарманщик, один извозчик,

одна шарманка, одна лошадка…

Вам, пани Польша, не нужно больше:

всего, что мило, бывает мало.

А ты, извозчик, тогда изволь же

везти туда… да куда попало!

А ты, шарманщик, тогда изволь же

играть о том… да о чём угодно:

для пани Ночи, для пани Польши,

для пани Очень Плохой Погоды.

А я для пани Каквашеимя

пишу слова на стене шершавой,

что всё на свете неповторимо -

как жизнь, как смерть или как Варшава.

* * *

Упустим из виду пустяк

и вдруг решим, что в наших бедах

жизнь улыбнётся, скажем так, -

глядишь, а улыбнулась эдак.

Улыбок множество у ней -

пустых, коварных и неверных,

и множество ночных огней,

огней дневных, огней вечерних.

Хоть душу грей, хоть память грей -

не отогреешь: холод, ледник.

Прикуривай от фонарей,

от иллюзорных, от последних.

Но Ваше Вашество Пустяк

махнёт флажком из близкой дали -

и жизнь вдруг улыбнётся так,

как мы совсем уже не ждали.

* * *

За колючим за боржомом -

ветру зимнему под стать -

скучно в городе тяжёлом

злое время коротать.

А за островом Кукуем

есть кафе, где жизнь как дым.

Хочешь, сядем потолкуем -

хочешь, просто посидим.

И возьмём по чашке кофе

да по рюмочке вина,

чтоб не думать об эпохе

то ли смерти, то ли сна.

Вспомним что-нибудь другое -

утренний, к примеру, лес

и за облаком погоню

через лес наперерез,

или как узор на ткани

просиял – и был таков,

или кроткое мельканье

узких серых башмачков…

Музыкант тут музыканист,

денег некуда девать…

Слава Богу, что покамест

есть о чём не забывать!

* * *

Говорили: давайте запомним, а нет – так забудем!

Хорошо говорили: забыть всё равно что запомнить.

И поэтому, может быть, наше «спасибо за подвиг»

так же просто и мило звучит, как «спасибо за пудинг».

Всё равно и светло… и пока, моя жизнь, мы с тобою,

всё равно от чего отказаться и с чем согласиться, -

и неважно, что строишь ты мне или я тебе строю:

это храм у нас будет с тобой или будет темница.

Сколько нужно грехов, чтобы их положить в основанье

лучезарнеишеи святости – столько я даже не знаю.

Обойдёмся не этими – значит, другими словами,

начертаем на знамени… впрочем, оставим и знамя:

всё равно не для нас громыхает, шумит и клокочет

эта площадь бескровных страстей и кровавых видений!

Я иду за тобой, на застенчивый твой колокольчик,

как весёлый маньяк за хрустальной своею идеей.

* * *

На бестолковой распродаже,

где золото идёт как лом,

давай-ка от греха подальше,

сцепившись пальцами, уйдём.

Оставим скорби и восторги

и призрачную благодать:

увы, на этом бурном торге

нам вовсе нечего продать.

Строка из Нового Завета

вспорхнёт и сядет на чело:

сказать беспечно, что всё это

не стоит ровно ничего, -

веди ж нас, нежный бог Багульник,

под твой сиреневый салют

от мест, где всё ещё торгуют,

к местам, где вот уже поют.

СОБЕРИ СВОИ СТИХИ

1991–1992

* * *

Собери свои стихи

по бульварам по осенним,

по песочницам по детским,

по задворкам по сырым.

Собери свои стихи -

что ж ты, друг мой, так рассеян?

Не бросай их где придётся:

мы не знаем, что творим.

Собери их по домам,

где ты был когда-то гостем -

поздним гостем Ренессанса, -

собери их по домам.

Собери их по домам -

там их и найдёшь, где бросил:

к ним никто не прикасался -

их никто не понимал.

Ей-же-ей, давно пора

начинать пустые сборы

в честь последнего веселья,

в честь поездки никуда.

Вот и кончилась игра.

Сделай так, чтоб скоро-скоро

от стихов твоих на свете

не осталось и следа.

Потому что их удел

состоял, признаться, в том лишь,

чтобы на тебя взглянуло

маленькое божество.

И – отворотясь от дел

(очень важных, если помнишь) -

на тебя уже взглянуло

маленькое божество.

ДВЕ СТАРЫЕ ВИРШИ

1

По синему ельнику зайка бежит,

королевич маленький в люльке лежит,

у него по пташечке в каждой руке,

говорящих мысли на его языке:

Небо над тобою, говорят, роково:

не ходи за облаци, там нет никого. -

Кочет, вон, на тереме не хочет в полёт,

Бог сидит на дереве и плюшку жуёт.

Всё-то тут устроено на диво умно:

на лужайке ангелы ткут полотно,

рыбаки над речкой зажигают свечу,

в речке столько нечисти – бери не хочу!

Всё-то тебе дадено – и дадено тут:

тут тебе и родина, и вечный приют,

пчёлы золотые роятся у сот,

Богоматерь ягоды в подоле несёт.

2

Пути шёлковые по лугам пролегали -

цветы маковые взошли над лугами,

ибо нету на свете ни места пустого,

ни пустого слова.

И что было с земли снесено – воротится:

принесёт тебе в клюве незнакомая птица

хочешь – пух лебединый,

хочешь – город родимый.

А заплачешь – не плачь: там, где рана кипела,

будет жёлтый цветок чистотела,

где дымилась чёрная яма -

будет луковка храма.

Не найдёшь, что ищешь, – найдёшь, что найдётся:

погляди-ка, вот оно – твоё детство:

где сафьяновые башмачки топотали -

небо кружевом золотым залатали.

2005

* * *

Никаких черновиков,

никаких чистовиков -

песню спел, и губы вытер,

и умчался, словно ветер,

и на этом был таков!

Что успел, то и успел,

сколько спелось – столько спел.

Время спелою черешней

в кузовке несёт Всевышний

в свой серебряный придел.

Он трудился, не присев,