Зелёная земля

Мул заупрямился – и я прикончил мула.

Мне было страшно тяжело влачить арбу -

не потому, что в ней фру Есперсен уснула,

а потому что я давно лежал в гробу.

Да пропади оно всё пропадом навеки:

не суждена победа, так не суждена!

Не каждый путник добредёт до каждой Мекки…

притом что Мекка в мире, в общем-то, одна.

34

Сперва хозяева грибы во рву солили,

потом так вышло, что – гробы, а не грибы,

и что всё это было в Иерусалиме,

где взбунтовались скандинавские рабы.

Пока такая катавасия с державой

и неизвестно, уцелеет ли твой дом,

не выходи из дома в среду… и, пожалуй,

в четверг и в пятницу – и никогда потом.

35

Я стал на паперть и выпрашивал по нитке

у прихожан, но прихожане были злы

и, завязав в узлы богатые пожитки,

за храмом в землю закопали все узлы.

В дорогу стало быть… не то чтоб на край света,

хоть и не близкую, но это ерунда:

туда-сюда… домой вернёшься ближе к лету -

на всякий случай попрощайся навсегда.

36

Не поздоровавшись, прошёл рабочий с дрелью -

он был в крови: халат и рот… и вообще.

Я знал: он пользуется дрелью как свирелью,

поскольку музыка живёт в его душе.

Спаси нас, Господи, от нас же и от вас же:

не заводи-ка ни врагов и ни друзей -

пойди в музей: там сто пейзажей Караваджо…

конечно, если ты найдёшь такой музей!

37

Мне дирижировать: концерт для фортепьяно.

Но пианист сказал, что справится один.

Тут я увидел, что несут два барабана -

и пианиста к барабанам усадил.

Такая страшная грядёт неразбериха,

что ноги в руки и – бежать: базар, вокзал…

Потом когда-нибудь, конечно, станет тихо,

но это тоже ведь не то, чего ты ждал.

38

Слетелись черти для беседы о высоком.

А я сказал, чтоб обращались не ко мне:

я должен править сказку «Финист Ясный Сокол»,

уже народом завершённую вчерне.

Смешно сказать… а не сказать – ещё смешнее,

однако нечего темнить: как ни крути,

ты очень скоро встретишь славу, но за нею

идти не стоит, ибо вам не по пути.

39

Нас ко двору всё приглашал один придворный,

а я не мог, поскольку что-то воздвигал, —

и вскоре памятник воздвиг нерукотворный,

но не себе, а древнегреческим богам.

Пора, пора от спячки к рыси и галопу:

идёт огромный бесконечный карнавал…

а в общем, это – ко всемирному потопу,

который, вроде бы, давно как миновал.

40

Я осторожно перешёл одну границу,

потом ещё… и все границы перешёл.

Но это были не границы, а страницы -

я их исписывал простым карандашом.

Начнут испытывать – огнём, мечом и прочим,

искоренять пристрастье к чтенью и письму -

в конце концов всё будет славно, но не очень,

и, если честно…

Впрочем, честно – ни к чему.

АПТЕЧКА ОФЕЛИИ

«Вот розмарин – это для памятливости: возьмите,

дружок, и помните. А это анютины глазки:

это чтоб думать.

…

Вот вам укроп, вот водосбор. Вот рута.

Вот несколько стебельков для меня.

Её можно также звать богородицыной травой.

В отличие от моей, носите свою как-нибудь

по-другому. Вот ромашка. Я было хотела дать

вам фиалок, но все они завяли, когда умер

мой отец. Говорят, у него был лёгкий конец».

1

Вот резеда – резедой резеда.

Стало быть, так… раскрошить и не думать,

но всё равно добавлять иногда

то, что случайно приходит на память:

детские тайны, чужие слова,

пару подробностей вздорного быта…

есть ещё, вроде, такая трава -

правда, названье её позабыто.

Да, хорошо бы добавить чернил -

синих… но лучше, конечно, зелёных,

фразу (из тех, что вчера сочинил)

или слезу (не из самых солёных),

или две-три из нелепых острот

здесь выступавшего летом паяца

(он получил от ворот поворот) -

и всему этому дать настояться,

чтоб принимать натощак – через год,